Когда через некоторое время Аднан впервые услышит звучание симфонического оркестра, он мгновенно почувствует, что все услышанное в детстве пробуждается в нем гармонией звуков, вырастает в зримые, дорогие, милые сердцу образы. Вот зажурчала речка. Запели птицы. Загудело от прикосновения ветра пшеничное поле. Промелькнула мелодия песни. Нет, не той старинной чеченской, которую напевала бабушка, склонившись над его изголовьем, а песни русской — величавой, протяжной, широкой, как сами необъятные просторы России. Но смысл ее был близок и понятен подростку. Многоцветьем своих красок она наполняли живительными соками ткань сложного музыкального произведения, повествующего, как казалось Аднану, о величии русского характера, открытого, широкого, доброго, его стремлении познать себя, определить свое место в жизни.
После того, как оркестр умолк, он еще долго стоял возле столба, на котором был подвешен репродуктор, смотрел на мартовский снег, испещренный синими прожилками, и никак не мог справиться с охватившим вдруг волнением, которое растекалось по каждой клеточке тела от неожиданного открытия: не только словом, но и звуком можно поведать о человеке, его мыслях и чувствах.
С тех пор мысль, будоражившая его сознание, приобрела законченность формы, он понял: без музыки его жизнь не будет такой интересной и содержательной. В клубе, куда он зачастил, слух Аднана привлекал звонкий, призывный клич духового оркестра. Но Николай Иванович Левцов, руководитель кружка, был неумолим. Не дорос еще! Каждую репетицию Аднан стоял перед дверью комнаты, где проходили занятия, и слушал, что говорил Николай Иванович, запоминал. А однажды, когда никто из ребят не мог ответить на поставленный им вопрос, Аднан широко распахнул дверь и выпалил срывающимся от волнения голосом:
— Можно я скажу?
— Ну, что ж, скажи, — Николай Иванович улыбнулся, глядя, как все существо новичка кипит от потребности высказаться.
После этого столь бурного вторжения Аднан занял свое законное место в оркестре: стал одним из способных учеников. Разгадав внутреннюю страсть чеченского подростка, Николай Иванович начал уделять ему больше внимания, терпеливо, с чувством огромного такта учить тому, что сам любил, чему преклонялся всю жизнь. Аднан Маккаевич понимает: трудно предположить, как сложилась бы его судьба, не встреть он тогда Николая Ивановича, человека талантливого, щедрого, требовательного, взыскательного. Но он встретил. И потому его образ даже через столько лет остается для него живым, а чувство благодарности учителю, распахнувшему дверь в мир прекрасного, непреходящим.
Впервые за пианино он сел в девятнадцать лет. Подобрать мелодию одним пальцем, назойливо витающую в голове, не представляло трудностей — сказывалась основательность школы Левцова. А вскоре родилась идея, поистине наполеоновская. Чего проще отыскать стихи, положить их на музыку, и песня готова. Задумано — сделано. Но кому показать сочинение? Может быть членам жюри республиканского конкурса молодежной песни? Недолго думая, Аднан, подталкиваемый молодостью и смелостью дилентантизма, отправился в оргкомитет.
— Вам надо серьезно учиться, - посоветовали ему.
В училище, где вскоре появился Аднан, весьма удивились просьбе, высказанной, это отметили все, с изрядной долей категоричности и даже самонадеянности: — «Хочу быть композитором!»
— Помилуйте, молодой человек. Как можно мечтать об этом, если вы не обучены музыкальной грамоте, — пытались урезонить строптивого юношу. Но не тут-то было. Аднан упорствовал.
— Да, поймите же! Я написал песню, — как последний шанс бросил он в лицо строгой комиссии.
— Ну коли так, — с едва скрываемой усмешкой сказали тогда, — отправляйтесь в музыкальную школу. Пусть проверят ваш слух.
— Но ведь это можно сделать и здесь, — уже робко возразил Аднан.
— Нельзя ли обойтись без советов, — последовал строгий ответ.
Хотят избавиться, без труда определил Аднан настрой членов приемной комиссии. Но ничего у вас не выйдет. Через несколько часов он пришел в училище. Обладает абсолютным слухом, ярко выраженными музыкальными способностями — было написано в справке, бережно положенной на краешек стола перед приемной комиссией. Но и это не расположило ее — в своем намерении она была непреклонна.
— Уважаемые коллеги! — предложил тогда один из дальновидных педагогов — давайте не будем разрушать мечту, понимаю, это безрассудно, но я за то, чтобы принять. Не справится с программой — отчислим после первого семестра. Сейчас же отказать — не имеем морального права.
Его не отчислили. Он трудился много, неистово. Спал три часа в сутки. Остальное время проводил в училище. Сначала занятия с педагогами, потом — самостоятельная работа. Шестимесячное истязание молодой организм выдержал — все экзамены были сданы на отлично. На одном из них Анатолий Владимирович Бычков, педагог по теории музыки, спросил Аднана: