Понятно, успех «общения» мастера с деревом полностью зависит от инструмента. О нем Ильяс печется, как солдат об оружии. Он считает, чем совершеннее инструмент, тем легче подобрать ключ к разгадке характера разных пород дерева. Для липы — закалка металла должна быть одна, для березы — другая. Обработка осины требует одного набора инструмента, дуба — другой. Раньше Ильяс покупал стамески, сейчас приноровился изготавливать их сам. Его рабочий стол, тот самый, что совершил вместе с хозяином путешествие в Лейпциг, никогда не бывает пустым. Зимой, занимая самый светлый угол квартиры, летом — самое солнечное место в мастерской, он всегда заставлен незавершенными работами, пластилиновыми копиями. Тут же — разнообразный по размерам, конфигурации веер инструмента. Надо видеть, как пользуется художник этим веером. Стамеска в его руках порхает легкокрылой бабочкой возле заготовки. Жадно припадая к ней горячими устами, она освобождает дерево от всего лишнего, что' мешает ему заговорить. Штрих. Еще штрих. И вот уже готовая фигурка, просвечиваясь на солнце так, что каждое волокно становится заметным, зазвенела прекрасной, удивительной чистой мелодией, полнится тем изяществом и внутренней духовной красотой, которая передает незаурядность личности самого художника: земную человеческую простоту, доступность, острый ум, умение воспринимать мир через призму поэзии, возвышенность души...
Страстное увлечение Дутаева — анамалистика. Ей художник в последнее время уделяет все больше и больше внимания. В этом творческом пристрастии — еще одно проявление его любви к природе, неразрывной связи с ней. В природе Дутаев видит тот идеал нравственного и физического совершенства, к которому стремятся любимые герои художника. Выражение этого идеала — скульптурные композиции животных. Точно воссоздавая облик, фактуру того или иного лесного обитателя, Дутаев стремится, чтобы его композиции были не просто внешне красивы, но и наполнены глубоким смыслом. Одна из таких скульптур называется «У водопоя». Отмеченная тонким лиризмом, она воспринимается как гимн человеческой верности, бескорыстия, порядочности. Глядя на участников этой сценки — пару оленей, невольно поражаешься, как точно и емко выразил художник облагораживающую силу настоящего и искреннего чувства. В благородстве осанки животных, достоинстве их поведения, изящных ракурсах голов, туловища — во всем сквозит любовь, соединившая навсегда оленей, их готовность пожертвовать личным счастьем ради счастья того, кто идет по жизни рядом.
— Природа — настоящий кладезь образов, красок, ритмов. Более того, обращаясь к теме природы, художник шлифует свою технику. Убежден, если хочешь сказать что-то интересное, присмотрись повнимательнее к окружающему миру, доверься ему, распахни настежь душу. И тогда перед тобой откроется то, что ты никогда не видел.
К Дутаеву, например, такие удачи приходят часто. Однажды в лесу он заметил нарост на дереве. Присмотрелся повнимательнее и увидел в нем образ лермонтовского Мцыри. Тот же мятежный дух, страстность во взгляде, порыв, неудовлетворенность собой. Композиция, получившая название «Мужской портрет», открыла в Дутаеве — мастере бытового жанра — тонкого лирика с ярко выраженным романтическим складом мышления. Вообще надо заметить, Ильяс любит бывать в лесу. Всегда берется разжигать костер, с любопытством рассматривает голубоватые язычки пламени, их озорной, сверкающий хоровод, который, как убеждает Ильяс, греет мысль, заставляет подумать о чем-то своем... Несколько лет назад он, вот так же стоя у костра, весь встрепенулся и, пугая друзей, голой рукой выхватил из объятий огня обуглившуюся корягу. В ней Дутаев увидел очертания будущей скульптуры, впоследствии оказавшейся у большого друга художника — актрисы Нелли Хаджиевой.
Настоящий талант всегда щедр, неистощим на выдумку. Он находит выражение в самых обыденных, казалось бы, вещах. Об этом вспоминаешь в мастерской художника. На самом видном месте здесь красуется тот самый шифоньер, сделанный Ильясом лет двадцать назад. След времени оставил свою черную отметину на шифоньере, но совсем красоту убить не мог. Причудливый узор цветов, разбегающийся по коричневой полированной доске, все так же свеж, чист и выразителен. Столом здесь служит огромный в три-четыре обхвата срез дерева. Обыкновенные пни, расставленные возле него, превращены фантазией художника в удобные кресла. Даже под собачью конуру Ильяс приспособил дупло корневища...
По стопам отца идут дети. Сын Асланбек — студент того же Абрамцевского училища, где в свое время учился Дутаев — старший. Шестилетний Апти тоже все чаще садится возле отца и, затаившись, завороженно следит за его работой, а когда отцу случается отлучаться от столика, так орудует стамеской, что залюбуешься. Даже у маленькой Хаважки любимой игрой стала лепка лесных зверюшек из пластилина. Дети — хорошо. Но Ильясу этого кажется мало. На базе своей мастерской он мечтает открыть школу, набрать для начала пять-шесть учеников. Пусть не все из них станут художниками. Производство национального сувенира— тоже требует умелых, талантливых рук. Но он верит, что будут среди них и такие, кто, постигнув, тайну дерева, заставит его петь, говорить о жизни человека и мире, в котором живет этот человек, убедительно, глубоко, образно.