— Я даже почувствовал, как обувь сыромятная на героях солидолом пахнет, горским запахом. Запомни: сила твоего искусства — в знании народной жизни. Береги и развивай это в себе. Не приукрашивай действительность, но и не очерняй ее. Говори о том, что тебя волнует, против чего восстает твоя совесть. Говори смело, откровенно, с желанием преодолеть зло. И тогда люди поймут тебя всегда.
И правда, где бы ни представлял свои работы Ильяс Дутаев, а он участник многих всесоюзных, всероссийских и зональных выставок, демократизм художественно-изобразительной стилистики его искусства находил своего зрителя, подкупая близостью к почве, искренностью, добротой... И все-таки особая страница в биографии художника — поездка в 1982 году на Лейпцигскую ярмарку, где яркое самобытное творчество нашего земляка получило широкое международное признание. Чтобы не быть голословным, достаточно сказать, что все одиннадцать композиций Дутаева были закуплены фирмами ФРГ. Почетно было и то, что выставка нашей республики, развернутая в рамках советской экспозиции, открывалась именно его работами. И как создается скульптура, посетители павильона могли увидеть тут же. За столиком, облачившись в фартук, сидел художник. Каждый день на глазах сотен любопытных глаз он занимался своим привычным делом. Сила, воля, талант человека повелевали дереву разомкнуть свои уста, выявляли его живую душу, которая могла любить, радоваться, обвинять, усмехаться, призывать... Его портреты помещались на страницах газет. Он давал интервью. Описывая, с какой точностью Дутаев отсекал от дерева лишнее, как легко и податливо принимали заготовки черты, облики задуманных образов, журналисты восторгались его умением с помощью лаконичной детали, выразительного штриха передать в своем искусстве колорит, сам дух жизни родного народа, создать сочный национальный характер и при этом подметить те черты и свойства, что открывает его интернациональное содержание.
— Я всю жизнь учился у своего народа. И сейчас учусь, — говорил тогда Ильяс.
Он любит бывать на сельских базарах, всматриваться в людские лица, запечатлевать в своей памяти те психологические и эмоциональные состояния человека, которые, затем переплавляясь с другими жизненными наблюдениями, находят свое выражение в образах мгновенно узнаваемых типажей, сообщают скульптурным композициям ту правдивость, достоверность и узнаваемость, без которой невозможно поверить в жизненность героев художника, реальность их существования вокруг нас.
Поиск образа, той художественной формы, которая во всей сложности и неоднозначности представила бы человеческий характер, жизненное явление — это недели, месяцы, годы упорного труда, размышления, раздумья. «Если мозолей не будет на руках и в голове — ничего не получится», — убежденно говорит Ильяс. Чтобы подумать, сосредоточиться, чтобы замысел, волнующий художника, приобрел логическую завершенность, композиционную стройность, он много времени проводит в саду. Кроме цветов, здесь есть два особо почитаемых дерева. Их посадила его мама. Мамы уже нет, а деревья стоят, как память, связывающая прошлое и будущее, как воспоминание о дорогом человеке, его молодости, душевной теплоте, терпении, земной мудрости.
— При жизни, — делится сокровенным Ильяс Магомедович,— мне не удалось выполнить ее портрет. А сейчас эта мысль все более и более захватывает меня. Мама — человек трудной женской судьбы. Овдовела в 24 года. Но не растерялась. Поставила всех нас на ноги. Ни в чем за годы жизни без отца не изменила ни себе, ни нам, детям.
...После того, как идея, завладев умом и сердцем художника, выкристаллизовывается в законченный образ, начинаются поиски его внешнего выражения. И тут без пластилина не обойтись. Будут отвергнуты десятки вариантов, прежде чем найдет художник неповторимость и своеобразие пластики, что наиболее полно и глубоко передает внутреннее состояние героя, доносит до зрителя содержание произведения, его философию.
И только затем наступает черед, пожалуй, самого главного — работа непосредственно с деревом. Материал, которому отдает предпочтение Ильяс, — липа. Порода мягкая, вязкая, пластичная, она обладает еще одним достоинством — дерево хорошо поддается тонировке, передает фактуру любой породы, не ссыхается, сохраняя многие годы сочность и выразительность формы.
— Я никогда не навязываю материалу свою волю. Разговариваю с ним, и дерево уступает, становится податливее, мягче, словно понимая, что я от него хочу.
Вообще надо заметить, в беседе Дутаев нетороплив. Любит больше слушать, нежели говорить. Кажется, что он взвешивает каждое слово, проверяет его значимость, прежде чем произнести. В этом, видимо, сказывается также специфика профессии. Чтобы вызвать дерево к жизни, освободить от всего лишнего — надо разглядеть это лишнее. Здесь уже точно, без наметанного глаза, предварительного расчета, тонкого чутья не обойтись...