Старику не ответили. Каждый был занят своим. Старуха у печки копошилась, а Митя с Хасаном повели разговор о том, как и что было.
- Поезд пошел не через Моздок, - рассказывал Митя. - Ехали через Беслан. В Гудермессе я сошел - и сюда. На пути в Назрани мы долго стояли. Там я и сказал о тебе... Очень расспрашивали в Назрани про тех двух ингушей, которых увели вместе с тобой. От куда да какие из себя...
Старик стал прислушиваться к их беседе. Он сам в былые годы не раз попадал в передряги, а потому любил погутарить. Сердце начинало биться, как в молодости. Только не много радости о войне вспомнить. Кто-кто, а старик-то знал, какие она беды приносит. У него у одного двух сыновей унесла, будь она проклята. Теперь вон тоже все о войне говорят. Чего надумали: воевать с соседями, с которыми испокон веку бок о бок живут. Два сына осталось у старика. Один ждет войны, как пасхи, другой ненавидит ее. Совсем запутавшись в мыслях, старик тяжело вздохнул и вышел во двор...
Хасан коротко рассказал обо всем, что пережил.
- Та-ак, - сказал Митя. - Еще неизвестно, чем все это закончится. Не сегодня - завтра узнаем. Достаточно и того, что там на говорили за эти четыре дня.
- Я слыхал, будто сегодня будет выступать Киров, - проговорил Хасан, глубоко вздохнув и опустив голову.
- Кто тебе сказал? - удивился Митя.
- Федор.
- Я тоже слыхал. Многие ждут, что он скажет. Говорят, большевики призывают к миру и дружбе между народами, а он, говорят, стоит во главе большевиков нашей области. Значит, должен быть против войны.
- И ты будешь его слушать? - с завистью спросил Хасан.
- Если брат пропустит. Вчера он меня пропустил. Еще ведь не точно, будет Киров выступать или нет. Люди просто считают, что он не может не выступить... А знаешь что? - положив руку на плечо Хасану, добавил через минуту Митя. - Идем-ка мы вместе.
- Куда? - удивился Хасан.
- Туда. На съезд. Коли брат стоит у входа, возможно, мы оба и пройдем. Сам все услышишь. И Кирова увидишь...
- Эх, если бы это удалось! - Хасан ударил себя по коленям. Едва перекусив, они заторопились. В дверях столкнулись со
стариком.
- Куда ты его уводишь? - спросил он.
- Не сидеть же ему здесь. Заскучает.
- Не до веселья сейчас. Сами говорите, опасность большая. И его подведешь, и сам, не ровен час, беду наживешь!
- Ничего, отец, - успокоил Митя. - Мы и не из такого пекла выходили целехонькими.
Мать, не говоря ни слова, глядела вслед сыну и все крестилась, а он тем временем объяснял Хасану, как надеется попасть на съезд.
- Если нам не удастся вместе пройти, ты подождешь на улице и я вынесу тебе мандат.
- Какой мандат?
- Бумага такая. По ней проходят те, кому там быть следует, на съезде. У кого только мне его взять? У Федора, что ли, попросить? Лучше бы, конечно, у какого-нибудь осетина. Ты за осетина вполне сойдешь. У меня там есть один знакомый... А ты язык-то ихний знаешь?
- Ни слова, - покачал головой Хасан.
- Ну ладно! Спрашивать станут - скажи: кабардинец. На этом и порешили.
Улица, на которой расположен театр «Палас», довольно широкая сравнительно с другими. Дома тут добротные, иные даже двухэтажные, но Хасан на все это особого внимания не обращал. Он всякого навидался, его теперь не удивишь никакими городами. Хасан вглядывался в людей, что толпились около двух-трех домов, словно знакомых искал.
- Видишь вон тот дом? - толкнув его локтем, Митя кивнул в сторону двухэтажного дома возле театра. - Говорят, Киров там живет. А в театре этом съезд идет, - добавил Митя. - Народ весь туда пришел. Начала ждут.
- А Киров? - спросил Хасан. - Он здесь пройдет?
- И через двор может пройти. Там тоже дверь есть. А вон и Илюха! - шепнул Митя. - Брат мой. С ним тебе надо поосторожнее. Я пока один пойду, а ты побудь здесь, подожди меня. У нас с ним наперекосяк пошло, с Илюхой-то. Он все к офицерью прибивается. А мне они вот где! - Митя провел ладонью по горлу и за шагал к парадной двери.
Там по обе стороны стояли два казака с саблями на боку, с патронами на поясе и короткими винтовками за спиной. Тут же были два офицера. У этих винтовок не было, на поясах, туго стягивавших черкески, болтались наганы в сафьяновых кобурах. Оба они молчали и были какие-то мрачные.
Митя не возвращался. Хасан стал злиться. «Хоть бы вышел и сказал, что ничего не получается», - подумал он. Дважды прогарцевали мимо конные казаки, проходили и пешие, а Хасан все стоял, как мишень.
Время было уже за полдень, когда наконец отворились двери и народ повалил из театра. Чуть ли не первым выскочил Митя.
Хасан, сцепив зубы, ждал, что друг начнет оправдываться и объяснять, что произошло, но Митя, даже не заикнувшись о том, почему он не вышел, спросил:
- К тебе никто не подходил, ни о чем не спрашивал? Хасан зло сверкнул глазами и отрицательно покачал головой.
- Киров будет выступать вечером. В шесть часов, - зашептал ему на ухо Митя. - Тогда я тебя и проведу. Илюха поможет. А он не подсобит - так я уже там отыскал осетина одного. Обещал дать свой мандат. Только бы никто не прознал, что ты ингуш. Особенно Илюха. От него живым не уйдешь. Там на съезде большевик один выступал, с Кировым, говорят, приехал. Грузин он, Буачидзе его фамилия. Он сказал, что казаки им заявили: на мировую с вами не пойдут и большевиков, мол, на части разорвут, коли будут на этом настаивать. «А мы, - сказал Буачидзе, - стояли и будем стоять за мир между казаками и горцами».