Хасан был потрясен: Илюха, брат Мити, хотел стрелять в Кирова?! В голове все перемешалось...
- Ну, погоди, я с тобой еще поговорю! - Это Илюха сказал уже Мите, который не дал ему выстрелить. - И за ингуша твоего, что кабардинцем называешь, схлопочешь сполна...
- Прекратите разговоры, - зашикали вокруг, - мешаете слушать.
Илюха вышел из зала.
Митя пробрался поближе к Хасану.
- Уходить надо. Илюха, сволочь, злой, как зверь, от него добра не жди. Не верит мне, что ты кабардинец.
Они стали проталкиваться к выходу. Вокруг недовольно зашумели.
Хасан жалел, что не удалось ему дослушать Кирова, но он уже твердо верил: есть на свете правда и она победит. Уверенность, с какой держался и говорил Киров, словно бы передалась Хасану. Ему не терпелось скорее попасть к своим и рассказать о том, что он услышал здесь...
Зал вдруг взорвался аплодисментами. Хасан остановился у самого выхода и на минуту снова вслушался в происходящее. Слова Кирова до него не долетали, но Хасан понял, что большинство находящихся в зале казаков поддерживают Кирова.
- Видишь, как казаки встают на сторону большевиков! Недалек тот день, когда офицерью каюк будет. Не видать Илюхе. прихвостню ихнему, офицерского чина. На тебе хочет выслужиться. На-ка, выкуси кукиш, так мы тебе и дались!
Последние слова Митя говорил уже за дверью.
Хасан выбрался вслед за другом. Они кубарем скатились с лестницы и выбежали на улицу.
Ночь была туманная и темная. Народу вокруг ни души. Тишина полная.
- Слава Богу, что такая темень, - сказал Митя.
Остановились они только у реки. Некоторое время прислушивались. Похоже, и здесь было спокойно. Все словно вымерло. Осторожно ступая, двинулись вдоль берега. Недолго пришлось им искать чужую лодку. Привязанная к колышку, она плавно покачивалась на волнах. Митя обеими руками схватился за веревку, сбросил петлю с колышка, подтянул лодку поближе к берегу, сделал знак Хасану: садись, мол. Затем и сам спрыгнул в лодку и взялся за весла.
Вскоре перед ними возникло что-то вроде стены. Это был другой берег.
Митя зашептал Хасану на ухо:
- Пойдешь влево и выйдешь на дорогу...
Хасан кивнул. Он и сам знал, как отсюда выбраться: держись Терека - не заблудишься. Хасан пожал руку другу и сказал:
- Спасибо за все, Митя. Ты - мужчина. Никогда не забуду...
- Да ладно тебе. Сам бы небось и не такое сделал... В другой раз приезжай. Скоро все войдет в берега. Видал, как люди против офицерья поднялись? Недалек день, когда Илюха хвост свой при жмет. Недельки через две все переменится.
- Приеду, обязательно приеду!
Хасан выпрыгнул на берег. Митя повернул лодку и быстро скрылся из глаз в ночной тьме.
Но с берега вдруг кто-то крикнул:
- Эй, кто там на лодке?
Услыхали, видать, всплески весел.
Хасан затаился в камнях.
Через некоторое время окрик повторился:
- Отвечай, или мы будем стрелять! - И следом трахнули вы стрелы.
Однако лодка исчезла. Всадники поехали мимо Хасана. Они еще раз выстрелили в темноту и ускакали.
Хасан двинулся вдоль реки, спешил выйти на дорогу, ведущую наверх. Он твердо знал, что вправо от этой дороги лежит Гушко-Юрт, а чуть дальше путь на Сагопши.
Трудно сказать, как это случилось, но Хасан явно заблудился: желанной дороги он не нашел. Решил идти по звездам - на юг. Долго Хасан плутал по бездорожью. Трава от туманной росы была мокрая, но он не замечал ни сырости, ни холода, ни пронизывающего ветра. Все думал только о дороге: где она? Как сквозь землю провалилась, проклятая. Вдруг показалось, что в темное небо подлили молока. Неужто светает?
Вскоре на горизонте вырисовался перевал. Хасан взял путь прямо на него. Он знал, что там кончается опасность: хребет контролируют ингуши. «Не к Магомед-Юрту ли я вышел?» - подумал Хасан, но местность кругом была малознакомая.
Совсем неожиданно Хасан вышел на дорогу, лесом направился вверх. Вдруг он услышал конский топот. Оглянулся. Удивление и радость смешались в душе: Хасан узнал Малсага. Даже подумать не успел, откуда он мог тут взяться, как Малсаг окликнул его:
- Э, Хасан, ты откуда?
- Из Моздока.
- Не может быть! - Малсаг недоверчиво оглядел земляка. Хасан рассказал обо всем, что видел и слышал.
- Надо скорее к своим пробираться, - добавил он, уговорить их разъехаться по домам. Нечего зря мучиться на холоде.
- Еще вчера ночью разъехались. Оставили для охраны дорог от каждого села по двадцать человек, а все остальные разъехались.
- Ну, если так...
Честно говоря, Хасан и радовался и нет. Уже очень ему хотелось самому сообщить людям добрую весть. Хасан опустил голову.
- Смотри, какой лес у Мазая! - прервал его раздумья Малсаг.
По обе стороны дороги высились ровные, как шомпола, граб, карагач, дуб, ясень. - Теперь все это будет принадлежать народу. Из этого леса мы построим в наших селах школы, как в Назрани.
Хасан пристально смотрел - вперед. Внизу, в долине, уже виднелся Пседах. По обе стороны, словно крылья огромной птицы, раскинулись Сагопши и Кескем.
6
- Не горюй, Кайпа, - уговаривала Миновси. - Он скоро вернется. Ничего не случится. Этот тоже с ним.
«Этот» - значило Исмаал. Жена уже потеряла всякую надежду, что он когда-нибудь осядет дома. В последнее время Исмаал то и дело в отъездах. Кайпа, понурясь, сидела перед остывающей печкой. Хасан, слава Аллаху, вернулся. Зато судьба Хусена тревожила бедную женщину. Он все еще находился в Ачалуках. В доме Кайпы сейчас жили кумыки из Гушко-Юрта. Семья Кайпы пока ютилась у Исмаала. Теперь, когда Хасан вернулся, в душе у бедной матери затеплилась надежда, что наступит на конец день - и все ее дети соберутся в доме, чтобы никогда больше не разлучаться. «Скорее бы!» - мечтала Кайпа.