- Откуда-то отсюда донесся треск, - сказал один.
- «Отсюда, отсюда», - передразнил другой. - И теперь не веришь, что здесь никого не было? Ну и рыскай себе, а я поднимусь наверх. Кто знает, пока мы здесь крутимся, там, может... Хлестнув коня, казак ускакал, спустя минуту и другой припустил за ним.
Не встретив больше никого, Хасан благополучно добрался до села. Некоторое время он стоял у околицы и размышлял, не обойти ли вокруг. Наконец он решил, что идти прямиком, пожалуй, безопаснее - в обход, чего доброго, на пост напорешься. Хасан довольно смело вошел в село, будто к себе в Сагопши. В домах еще спали, только собаки уже пробудились и брехали на все лады, и Хасану казалось, что брешут они неспроста, будят народ: ловите, мол, пришельца. На счастье, навстречу никто не попадался, ни души. Можно было подумать, что, кроме собак, в селе никого и нет. Хасан шел не сбавляя шага, спешил как можно скорее добраться до цели.
3
Калитка в воротах Федора была наполовину приоткрыта. У конуры сидела и тявкала небольшая собачка. Хасан приласкал ее, она завиляла хвостом, обнюхала гостя и побежала за ним. Федор не сразу узнал Хасана. Легко ли, если видел в последний раз мальчишкой, а сейчас перед ним взрослый мужчина, хотя ростом и невелик.
- Посмотри на него! - воскрикнул Федор, обхватив гостя за плечи и крепко сжав его. - Какими судьбами? Как сюда-то попал? Не успел еще Хасан ответить, как Федор потянул его в дом, там опять засыпал вопросами. Когда Хасан объяснил Федору, откуда и как он добрался, тот покачал головой:
- Так, парень, и без головы недолго остаться.
- И пусть, - махнул рукой Хасан.
- Пусть. Смерти захотел? Жить надо, а не погибать.
- А если не дают жить? Едва дождались перемен, и вот снова войну затевают. Кому она нужна?
- Тем, кому новая власть не по душе. Офицерам, атаманам, богачам разным. Ты думаешь, казакам нужна война? Ничуть нет! За четыре-то года она всем надоела. Казак тоже хочет спокойно трудиться на своей земле, наладить расстроенное хозяйство, а офицеры ему говорят: «Бросай землю да хозяйство и готовься к войне. Бей горцев, а не побьешь - они прогонят тебя с земли».
- Кто прогонит? - перебил Хасан. - Мы, что ли? Зачем нам казачья земля? Сполна хватит той, что отобрали у Угрома да у Мазая...
- Я-то понимаю, что это бредни офицеров, которые спят и во сне видят, как бы посеять вражду между горцами и казаками. Раньше я этого не понимал, а теперь знаю. Они больше всего боятся, как бы горцы и казаки не примирились. Тогда, чего добро го, новая власть укрепится, а им, офицерам да атаманам, придет конец. Они, брат, хитроумны. Вон чего в Бековичах натворили! Напрасно ваши дали себя обвести, хотя, конечно, хорошо, что они пришли на помощь кумыкам. Но зачем же было врываться в наши хутора, наносить такой урон?
- Верно, мыслимое ли дело, ворвались, словно абреки! - встала жена Федора.
- Это как раз то, чего добивались офицеры, - прервал ее Федор. - Теперь у них есть причина балабонить, что мол, какой же мир между казаками и горцами? Не могут, мол, они жить в мире, а потому и надо всех их перебить...
- Когда же это они собираются нас перебить? И с какой стороны готовят нападение?
Федор пожал плечами и через минуту сказал:
- Кто знает? Пока нам известно только то, что терские и сунженские казаки готовы начать войну.
Хасан нахмурился. Федор не видел выражения его лица - лампа без стекла почти не освещала комнату, но он заметил, как руки Хасана, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Федор вздохнул и сказал:
- Возможно, все еще обойдется. Четыре дня спорят. Говорят, если большевики возьмут верх, все кончится миром. Многие уже отошли от Лымаря и примкнули к большевикам... А осетины и кабардинцы с первого же дня съезда на стороне большевиков.
- А кто это Лымарь? - спросил Хасан.
- Казак из Терской, - невольно буркнула жена Федора и, на тянув одеяло, повернулась к стене. Не очень она, видно, жаловала того, о ком шла речь.
- Полковник он, - сказал Федор. - За ним все офицеры и богатые казаки. Он-то и заварил всю эту вражду. Только я не думаю, что казаки пойдут за ним. Тоже ведь настрадались. Им не больно- то снова воевать хочется.
- Ты смотри, разговаривает, как сам Лымарь. Так и он, говорят, думает. Даже надеется, что на съезде его поддержат.
- Какой еще съезд? - удивился Хасан.
- Сидевший в темном углу Федор, худющий, с заострившимися плечами, показался ему всадником в черной бурке.
- Разве ты не знаешь? В Моздоке сейчас идет съезд народов Терека. Уже четыре дня. Там и решают, как дальше жить.
Хасан опустил голову. Не все он понимал. О том, что большевики стоят на одних позициях, а офицеры, атаманы и богатые казаки на других, Хасан знал. Знал он также, что эти вторые против новой власти. На Дону было так, здесь тоже, наверно, так. Но вот как же это большевики со своими врагами собрались на одном съезде? Этого Хасан никак не понимал. «Разговор с врагом можно вести только оружием», - думал он.
Какое-то время Хасан молча сидел и смотрел в одну точку. И, будто поняв его раздумья, Федор вдруг сказал:
- Видишь ли, парень, получается настоящая неразбериха. На сегодняшний день в Моздоке три власти. Одна - Совдеп, другая - казачье-крестьянский совет во главе с Лымарем, третья...