- Будь прокляты эти богачи! - всплеснул руками Гойберд.
-... Вайнахи во всем поддержали большевиков, - продолжал Дауд. - Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени нас выступал Гапур Ахриев. Если понадобится, и крови не пожалеем...
- Правильно сказал! - перебили Дауда из толпы.
- Сказал то, что и у нас на душе.
- Не пожалеем не только крови, но и душ своих.
Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.
- Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, - шепнул он, толкнув в бок стоящего рядом Ази.
- А коли не отдадут, недалек час - придут люди, которые сами возьмут, - ответил Ази. - Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых...
Но они вдруг замолчали, когда до них дошли слова Дауда.
- На съезде постановили о том, что вся земля переходит в руки трудового народа без всякий оплаты...
- Вот радость-то!..
- Дай Бог, чтобы это была правда!
-... Подавляющее большинство признало советскую власть, - продолжал Дауд. - Сейчас повсюду приступают к выборам Советов. Вы тоже должны выбрать свой Совет, сельскую власть, а кого выбирать, это вам лучше знать.
На этом Дауд закончил. На площади поднялся шум, как на большом базаре. Даже те, кто всегда молчал, стали делиться своими мыслями.
- Во-о, люди, вы все поняли?! - обратился, наконец, к народу Торко-Хаджи.
- Поняли! Как не понять! - донеслось в ответ.
- Да отблагодарит его Бог за эту радостную весть!..
- Так кого же мы выберем в Совет? - прервал возгласы Торко- Хаджи.
Наступила тишина. Люди думали. Только Шаип-мулла, оказывается, все уже заранее обдумал.
- Хаджи, - сказал он, обращаясь к Торко-Хаджи. - По-моему, Зарахмет бы очень подошел для этого дела...
Хоть сказал он это тихо, но слова его услышали многие.
- Зарахмет не из нашего села, - возразил кто-то.
- Хоть и не из нашего, зато язык бумаги знает и русский язык знает, - стоял на своем Шаип-мулла.
Торко-Хаджи молча слушал каждого.
- Его грамотность пригодится ему, когда вернется Угром! - крикнул кто-то из толпы.
Все кругом засмеялись. Шаип-мулла невольно покачал головой.
«Вот, оказывается, зачем Зарахмет попал сюда», - подумал Хасан.
- Давайте поговорим об этом серьезно, - призвал Дауд. - Всем вам известно, что до сих пор еще ни разу в вашем селе не обсуждался такой важный вопрос. - Он с минуту помолчал, окинул всех взглядом и сказал: - Мне кажется, что на это место очень даже подходит Исмаал, сын Товбота.
- Очень подходит!
- Честный человек!
- Какой из него старшина, он не знает языка бумаги. Мнения разошлись.
- Языка бумаги не знает, зато знает язык людей. Знает, клянусь Богом! - выкрикнул Гойберд.
- Есть возражение против него? - спросил Торко-Хаджи.
- Кто может быть против него! - ответили сразу несколько голосов.
- Кто против, поднимите руку.
Но рук никто не поднял. Не решились идти против большинства.
Хасан стоял довольный. Кругом происходило то, о чем он и мечтать не мог всего несколько дней назад.
Избрали в Совет и Малсага. Против него никто и слова не произнес, если не считать Товмарзу, который попробовал было съязвить, что, дескать, зять шурином править будет. Но Товмарзу словно бы и не расслышали.
- Малсаг человек грамотный, - поддержал Гарси. - Кто-кто, а уже он-то знает язык бумаги. Но зачем выбирать человека, который не знает того, что он вчера ел?
- Кого ты имеешь в виду? - скользнул сердитым взглядом по Гарси Элберд.
- Того, за кого ты поднял обе руки.
Элберд и все, кто слышал их разговор, понимали, что Гарси имеет в виду Исмаала. Некоторые считали, что причиной для выпадов Гарси служит вражда из-за дочери Соси, но Элберд так не думал. Ему казалось, что Гарси презирает Исмаала из-за бедности.
- Да, я поднял за Исмаала обе руки, - проговорил Элберд, плотно сжав губы. - И если бы у меня было десять рук, я все их поднял бы за него. Потому что Исмаал настоящий человек, настоящий мужчина, он знает все нужды народа...
- Такой настоящий мужчина, как и ты, - прошипел Гарси, - Одинаково потертые овчины.
- Подлей! - кинулся на него Элберд. Люди удержали их.
Хасан стал протискиваться к ним. Элберд был спокоен.
- Отпустите его, пусть подойдет, - сказал он, кивнул на Гарси. Вдруг его тонкие губы растянулись, белые как снег зубы заскрежетали. - Скажи спасибо, что ради такого дня не хочется марать о тебя руки.
- А что бы ты сделал, кара-ногай?
- Разбил бы в кровь твою рожу.
- Что!.. - Гарси снова стал вырываться.
Он вытащил из ножен кинжал. Элберд этого не заметил. Но вдруг услышал, как в толпе закричали!
- Убери кинжал! Побойся Бога!
- Пусть помашет им! - улыбаясь, сказал Элберд. - Чтобы ты носил платок своей жены, если вложишь кинжал обратно в ножны!
- Пустите меня, пустите! - рвался Гарси. Но в этот миг Торко-Хаджи пошел к нему.
- Торко-Хаджи идет, Торко-Хаджи! Уймись, Гарси!
- Пусть хоть сам отец Торко-Хаджи идет.
Но когда перед ним остановился Торко-Хаджи, когда Гарси увидел перед собой сердитые глаза старца, он расслабился, как развязанная арба дров, и тихонько вложил кинжал в ножны.