- Ты едешь на прополку? Хусен не слышит ответа Эсет.
- Хотя чем сидеть в этом балагане, лучше на люди выйти, - продолжает Кабират. - Для такой ли жизни я тебя растила...
Хусен застучал молотком во всю силу. Хоть и не ново для него, что родители Эсет считают ее замужество несчастным, а обидно вновь и вновь слышать об этом. «Ничего, - думает Хусен, - мы еще заживем. И другие не в один день создавали хозяйство. Вот закончу прополку кукурузы и примусь за дом». Он уже начал возить лес для балок и стропил. За лето он подсохнет. Стены будут плетеные... Не далек день, когда Кабират не сможет больше сказать, что Эсет живет в балагане.
Хусен представил себе новый дом. счастливую жизнь. Удары молотка становились все тише и тише. Наконец совсем затихли. И тогда до него снова донесся голос Кабират:
- Едва ли, дочь моя, новая власть поможет вам устроить жизнь. Говорят, она уже рухнула, власть ваших красных.
- Как рухнула?
- Слыхала я, будто восставшие в Моздоке казаки перебили всех большевиков. Заявили, что не нужна казакам новая власть, двинулись вдоль Терека, убивают красных. Скоро, наверно, и к нам завернут.
Хусен Так и замер при этих словах. Вмиг забыл и о доме, и о кукурузе, и о прополке.
- Ну и пусть заворачивают, - сказала Эсет. - У нас им некого убивать.
- Да хоть бы твоего хозяина! Им ведь безразлично: большек он или только сторонник красных. Ох, и не знаю, что с тобой делать. - Кабират глубоко вздохнула. - Забрала бы я тебя домой, если бы Тархан не сходил с ума. Ни за что он не хочет смириться с этим родством.
- И пусть не смиряется. А хоть бы и смирился, я никогда ни на час не оставила бы Хусена одного, - сказала Эсет решительно. - А что убудет оттого, что Тархан не соглашается? Что от этого изменится?
- Конечно, это так, - Кабират посмотрела на начавшую полнеть Эсет. - Что может измениться, когда все, что должно было произойти, уже произошло.
- А о том, чтобы взять меня домой, не думай и не переживай. Если суждено, умру и здесь, и там. Но запомни, что я не сяду возле тебя, спасая свою шкуру, не скажу: пусть остальные превратятся в воду и кровь.
- Ну что ж! Пусть они сидят у тебя на шее, твои новые родичи.
- Напрасно ты так, - с горечью сказала Эсет. - Сама бы смирилась. Не мечтай, что изменишь мою жизнь. Только смерть может мне помешать.
Хусену показалось, что Эсет всхлипнула. Он едва сдерживался, чтобы не ворваться в дом и не выгнать Кабират.
- Ну ладно, успокойся, - заговорила мать уже другим тоном. - Если тебе так все это нравится, никто не станет силой разлучать тебя с ним...
- Да, нравится! Если бы не нравилось, я бы не была здесь! - твердо сказала Эсет. - И не носи нам больше ничего. Мы не голодаем. Забери свой сахар!
- Замолчи. Этого я у тебя спрашивать не буду. Сама знаю, при носить мне или нет.
Наконец Кабират ушла. Хусен стал запрягать лошадь. Он молчал, делал вид, будто ничего не слышал. А сам тревожился. Если верить Кабират, события могут разлучить их... А Эсет, видя его задумчивость, ходила вокруг и около, не зная, как его развеселить. Она понимала, что его не радовали визиты Кабират...
Вот двор забежал Султан. Он часто навещал их. Уж очень нравился мальчишке Хусенов мерин.
- Как там, дома? - спросил Хусен.
- Хорошо, они едут сюда! - бросил Султан и стал гладить коня. В воротах показались Гойберд с дочкой Зали.
- А вы далеко? - спросил Гойберд, глянув на арбу.
- В поле. Полоть кукурузу, - ответил Хусен. Глубоко ввалившиеся глаза Гойберда заблестели.
- Правильно, день сегодня подходящий. Мы вот тоже реши ли...
- Поедем, значит, вместе. Садитесь.
- Да мы, пожалуй, пешком, - сказал Гойберд, хотя и вопрос- то свой задал специально, чтобы Хусен предложил ему ехать.
- Зачем же пешком, когда в арбе место есть?
Эсет тоже отодвинулась к краю и предложила сесть. Гойберд больше не отказывался. Взобравшись на арбу и устроившись поудобнее, он принялся благодарить Хусена и Эсет. Затем, глубоко вздохнув, добавил:
- Я-то рассчитывал хоть осенью купить лошадь. А теперь и не знаю, что будет. Снова зашевелились моздокские казаки. Восстали против новой власти. Страшное там вчера творилось.
- Ты сам там был? - спросил Хусен.
- Да. И чуть не отправился на тот свет. Бог оказался милостив. Я ходил по лавкам, искал, что бы мне подходящее купить. Дело было после полудня. Вдруг со стороны церкви застрочил пулемет. Люди кричали, что стреляют в красных. Пока я раздумывал, в какую сторону мне податься, смотрю, а из дома поблизости выскакивают солдаты и куда-то бегут. Потом я узнал, что это были красные. И стреляли действительно по ним. Иные на моих глазах за мертво падали. Как я уцелел, ума не приложу. Не суждено, видно, пока умереть.
Некоторое время ехали молча. Хусен сидел, подперев голову руками, Эсет изредка робко взглядывала на него и глубоко вздыхала. Гойберд рассказал о том, что она хотела скрыть от Хусена. Теперь он и вовсе загрустит. А Эсет мечтала только об одном: как бы ни была коротка их совместная жизнь, пусть она будет радостной и счастливой...
Гойберд снова прервал молчание.
- Уж лучше бы меня убили, - сказал он. - На том бы и кончи лось мучение. Какой теперь мне толк жить. Свое, хоть и тяжело, я прожил. Молодых жаль. Жизни не видели, а погибают. Клянусь Богом, жаль...