- А ты сиди и не вмешивайся!
Мурад и без нее понимал, что в этом деле ему не удастся остаться в стороне, и уж коли так, то лучше, пока вражда не разгорелась, принимать меры, иначе потом будет поздно. Мурад знал не один случай, когда из-за похищенной девушки погибали люди. «Не дай Бог», - сказал он про себя. От этих-то мыслей у него и вырвалось слово, которое успокоило и удивило Хусена.
- Не горюй, парень, - сказал он Хусену, - с рассветом пошлем к Соси людей. Посмотрим, что из этого выйдет.
- У Хусена есть с десяток овец, и я помогу ему, чем смогу. Что нибудь придумаем все, сообща! - встрепенулся Керам.
«Придумаем», - мысленно передразнил его Мурад. - Похоже, он и с меня хочет сорвать долю на калым для этого щенка? Не сегодня - завтра мне своего сына женить...»
Амайг думал не о себе, он думал только о Хусене. И готов был последнее отдать, чтобы помочь ему. Несмотря на то, что родители его всегда сторонились семьи Беки, Амайг тянулся к Хасану с Хусеном и любил их. Родных братьев у него не было, а мальчик есть мальчик. Вот он и привык с детства к ним, гордился, когда они воевали, немного даже завидовал, особенно когда узнал, что Хусен вместе с другими мужчинами из села стоит в охранении на Тереке. Наивный, он видел в жизни под открытым небом только романтику, считая, что она так же легка и беспечна, как его жизнь в Магомед-Юрте и во Владикавказе в пору учебы. Амайг очень сердился на отца, когда тот не позволил ему вместе со всеми поехать на Терек...
- Ну и характер у Хасана, - сказал Мурад после минутного молчания, - не как у людей. Попробуй с таким дело сделать.
Амайг недовольно глянул на отца, а Керам все пытался умиротворить Мурада:
- Далеко он не уйдет. Схлынет обида - сразу и вернется. Хасан горяч. А горячий человек отходчив, - сказал он и про себя поду мал: «Не легкая у меня задача - и с враждой дело надо уладить, и Мурада с Хасаном примирить!..»
Мурад, как ни сердился, понимал, что ему придется похлопотать и позаботиться о семье Беки, на этот раз не отвертишься.
«Первым долгом, - решил он, - надо поселить в безопасное место Кайпу и Султана: кто знает, как поведет себя обиженная сторона». Однако настроение Мурада тотчас изменилось, как только Амайг заявил, что он вместе с Керамом пойдет к Кайпе. Мурад противился, но сын настоял на своем и ушел. И тут отец в сердцах подумал: «И зачем я во все это ввязываюсь? Будь что будет. Умели девушку увести, пусть и расплачиваются!»
Жену Мурада тоже не радовало, что Амайг ушел к родичам. Боялась она и того, что Кайпа вдруг явится к ним со своим цыпленком Султаном и придется их, чего доброго, на почетное место сажать.
Керам и Амайг вернулись очень скоро. Они были встревожены: ни Кайпы, ни Султана дома не оказалось. Хусен забеспокоился: уж не увели ли их люди Соси?
Амайг собрался тотчас идти на поиски Кайпы и Султана, но на этот раз отец непоколебим: заявил, что до утра он сына не выпустит из дому...
Хусен не заметил, как задремал. Когда он проснулся, перед ним стоял Мурад.
- Виновник события спит, а я чуть свет собираю стариков, - сказал он.
- Ну и что? - вскочил с места тоже было задремавший Керам. - Что из этого получилось?
- С чем пошли, с тем и вернулись.
- Что хоть сказали-то? - не отставал Керам.
- То, что я и ожидал: требуют немедленно вернуть девушку. В противном случае угрожают расправой.
Хусен от неожиданности качнулся. «Вернуть? Да разве можно вернуть? - думал он. - Пока в моем теле душа, они не увидят Эсет!»
В это время вбежал Амайг.
- Кайпа и Султан в доме Исмаала! - крикнул он радостно еще с порога.
- И Хасан тоже там? - спросил Хусен.
- Нет. Он, говорят, ускакал на коне.
- А куда?
- Не сказал.
7
У Моздока Терек тихий, плавный, словно уставший от стремительного бега: шутка ли, с самых гор течет. Только не всегда он тих. Когда в горах дождь, он и здесь злобно воет, пытается вырваться из берегов, Набрасывается на мост, сотрясая его.
Сейчас время не то. Терек спокоен. Хасан смотрит на него с перевала. Река кажется ему похожей на толстый белый канат. В холодные ночи Терек отсюда не виден - он бывает скрыт в тумане, но едва взойдет солнце, туман рассеивается и река становится хорошо видимой даже издалека.
Хасан ежится. Ночь выдалась холодная, накануне уже снег выпал, но сейчас небо ясное. Хасан натянул шапку по самые уши и поднял воротник полушубка. Ему вспомнилось, как он мерз, когда ехал на крыше вагона. Это было где-то за Ростовом. Он тогда был вместе с земляком Али, с которым встретился в пути. Вспомнился и сам Али, парень из Ачалуков. Как он рвался в родные места! Не суждено было бедняге вернуться. Хасан еще не побывал у его родителей, а надо бы, ой как надо бы! Они, наверное, ждут сына, если еще живы сами.
Там, где кончается Алханчуртская долина, начал алеть краешек неба, и Хасану даже показалось, что стало теплее. Появилась надежда: что через час-другой солнце окончательно отогреет все живое.
На спуск конь пошел быстрей, порой переходил на рысь, хотя Хасан и придерживал его. Теперь конь спешил. Чувствовал, что держит путь восвояси. Конь-то спешил, а Хасан вовсе нет. Что ему делать ни свет ни заря за хребтом, на берегу Терека? Как там найдешь Исмаала? От злости он даже не спросил Хусена, где они расположились. Скорее бы уж солнце поднялось да потеплело б, но оно, видно, тоже не спешит. Больше того, заалевший было край неба погас и откуда-то неожиданно стал наползать туман. Снова похолодало. «Эх, если б мой полушубок был подлиннее! - не без досады подумал Хасан. - Никакой бы холод тогда не взял».