- Когда?
Он улыбнулся.
- Скоро. А ты выучи новые песни, встретишь меня...
- Обязательно выучу. Самую лучшую песню тебе сыграю. Тебе первому!
- Вот и прекрасно! Ну, Эсет, мне пора!
- Уже?! Так скоро!
- Надо, Эсет. До свиданья!
Эсет стояла растерянная. Она давно знала, что придет этот злосчастный миг, боялась его и в тайне души надеялась, что свершится чудо и Хусен вдруг останется. Но чуда не было. И вот он уходит. Что сказать ему? У нее нет других слов, кроме тех, что беззвучно шепчут губы: «Не уходи, постой еще!» Но глаза говорят куда больше. Говорят и такое, чего Хусен еще не умеет прочитать в их синей глубине.
2
Кайпе кажется, что время плетется, как старый бык. Не сосчитать, сколько раз за день она выходит за ворота - ждет сыновей. Можно подумать, получила известие об их возвращении. А длинные зимние ночи Кайпа проводит почти без сна. Перебирая четки Беки, все просит Всевышнего, чтобы вернул ее мальчиков домой.
Много прошло таких дней и ночей. Потом ночи стали короткими и снова длинными, а Кайпа все ждала.
За это долгое время ни один, ни другой не прислали весточки. И бедная мать не знала, что же с ними и где они. Живы ли?
И тут случилось невероятное. Однажды ранним утром в дом Кайпы вдруг ворвались казаки.
- Где твой сын? - был их первый вопрос.
- Вот мой сын, - показала удивленная Кайпа на сидящего в постели испуганного Султана.
- Ты что, шутить вздумала? - крикнул один из казаков. Бывший с ними сельский писарь попробовал объяснить Кайпе:
- Эти люди из Моздокской полиции...
- Зачем они пришли? - гневно спросила Кайпа. - Я сижу в этих четырех стенах, придавленная горем! Что им от меня еще на до?
- Не кричи женщина. Будь спокойней. Они только хотят узнать, где твой сын. Не этот, другой...
- Другой? Ты разве не знаешь, что оба других моих сына на войне?
- Знать-то знаю. Да... понимаешь, говорят, один сбежал.
- Что?! Сбежал?! - выговорила она с трудом. - Где же он тог да, если сбежал?
- Об этом тебя и спрашивают.
Казаки перевернули весь дом. Потрясенная Кайпа даже не замечала, что они делают.
Полицейские, убедившись, что в доме нет того, кого они ищут, и поняв, что мать ничего не знает о сыне, скоро ушли. И хотя Кайпе не сказали, кого из сыновей ищут, она ни на минуту не усомнилась, что это, конечно, Хасан сбежал. «Да, но где он? - мучилась в догадках мать. - И почему сбежал? Не иначе как с ним беда!..»
Давно уже прошло время вечернего намаза. Кайпа сидела в задумчивости и мысленно просила Бога, пророка и устаза пощадить ее сына. В дверь вдруг тихо постучали. Кайпа встрепенулась.
- Кто там?
Напуганная утренним нашествием казаков, Кайпа боялась открывать?
- Это я, нани, - услыхала она хриплый шепот и рванулась к двери.
- Ва Дяла! - вскрикнула Кайпа. - Да это же мой мальчик, а я спрашиваю, кто там! Ну, иди-ка на свет! Дай я посмотрю на тебя! - От радости она говорила без умолку. Увидев даже при слабом свете, какие у него впалые щеки и как заострился нос, опять бросилась обнимать его. - Вот ты какой стал! Нет! Больше я никуда не пущу тебя!
- Шш, тише, нани...
- Почему тише? В чем дело, ты тоже сбежал? Вы что, сговорились?
- А кто еще сбежал? Хасан? - вырвалось вдруг у Хусена. - Где он?
- Хасан! Конечно, Хасан! Откуда мне знать, где он! Не знаю, и жив ли, - Кайпа всхлипнула. - Сегодня с обыском приходили. А ты тоже, выходит, сбежал? И тебя теперь будут искать?
Кайпе бы радоваться, что наконец видит хоть одного своего сына, а у нее горе и тревога.
Она вышла и скоро вернулась, неся в руках курицу. - На, зарежь!
- Зачем сейчас, нани? Ночь ведь! Утром зарежем.
- Что будет утром, никто не знает. Может, опять казаки при дут!
Хусен вышел и через минуту вернулся с прирезанной курицей.
- Нет, сынок, нельзя тебе здесь оставаться. Пойдешь в Ачалуки, к дяци. - Кайпа вздохнула. - Теперь и ты будешь жить жизнью абрека! Видно, так мне на роду написано, вечно гнуться под тяжестью горя и сидеть здесь одной, не зная, где вы и что с вами.
Хусен все молчал. Что он может сказать, если мать права? Она немало поплакала из-за них. А он... Виноват ли он? Насильно угнали на войну. И вернулся он тоже не потому, что был трусом. Все произошло не по его вине. Хусен никогда не забудет тот страшный день...
... Это было на далекой турецкой земле. Чтобы добраться оттуда до границы, надо было идти не меньше суток.
В этот день Хусена послали возить камень. Строили не то жилье для солдат, не то укрепления. Для них и возили камень, возили издалека. За короткий зимний день Хусен успевал сделать только две ездки. До обеда он уже съездил раз и ехал во второй. Погода начала портиться. На землю опустился густой туман. Стало пасмурно и темно.
Хусен восседал на одной из двух закрепленных за ним арб и тихо напевал под нос. Настроение было явно хорошим. Иногда его посылают за продуктами и тогда обязательно дают в сопровождающие какого-нибудь солдата. Такие поездки Хусен не любил. То ли дело одному. Солдаты вечно не дают покоя, заставляют подстегивать коней, а то часто выхватывают вожжи и до того загоняют бедную скотину, что у Хусена вся душа изболится. Он жалеет лошадей, холит, как своих собственных, а солдатам что? Им на них не ездить.