На обратном пути Хасан заехал к Федору. Дома была только Нюрка. Она выбежала ему навстречу, веселая, сияющая, но, узнав его, поджала губы и с деланной обидой спросила:
- А чего ты так долго не приезжал?
Хасан виновато посмотрел на нее. Он хотел сказать, что совсем недавно продал ту лошадь, что собирался отдать ей долю денег, но... вот лошадь купил. И теперь еще винтовка ему нужна. Только как все это объяснишь? На каком языке? Он ведь знает так мало русских слов, а она ингушских и вовсе ни одного не знает...
- Приехал, так заходи в дом! - пригласила Нюрка.
Хасан вошел. И рука его сама по себе потянулась к карману. Он достал все, какие были у него, деньги: и пятерку Керима и выручку за дрова - и протянул их Нюрке.
- Зачем? - удивилась девочка.
- Ты мой дал лошадь! - сказал Хасан. - А мой дал тебе деньги. Нюрка отрицательно замотала головой.
Хасан показал на ее стоптанные чувяки и сказал:
- Купи ботинки.
Нюрка и с этим не согласилась. Тогда он схватил ее за руку и попытался насильно вложить ей деньги в ладошку.
- Отпусти! - закричала Нюрка.
Вырываясь, она нагнулась, и в эту минуту Хасан сунул деньги Нюрке за пазуху. Он видел, как казачки на базаре прятали выручку на груди. И без того большие глаза ее дико расширились. Хасан стоял растерянный и не меньше Нюрки испуганный, когда вдруг увидел из-за оттянутого платья белую нежную Нюркину грудь. И тут почему-то смутился и растерялся, словно подглядел что-то недозволенное.
- Не глазей! - крикнула Нюрка, заливаясь краской. Отвернулась и через минуту кинула ему деньги. - На, возьми их и больше не показывай! Слышишь?
Деньги пришлось взять.
Хасан все еще не мог прийти в себя. А с Нюрки уже спал испуг, она, снова посмеиваясь, спросила:
- Так почему же ты так долго не приезжал! Я ждала тебя. Хасан пожал плечами.
- А лошадей у Фрола украли! - сказала Нюрка. - Всех до од ной..
- Кто? - удивился Хасан.
- Не знаю. Наверно, абреки. Уж лучше бы ты еще одну увел. Говорила ведь.
Но Хасан не жалел об этом.
Уже вечерело. Он собрался домой.
- Успеешь, - отговаривала Нюрка. - Посиди. Я сейчас. При несу вина из погреба. Будешь пить?
Хасан отрицательно покачал головой и пошел к двери.
- Приезжай еще. Да поскорее. Ладно?
- Пириедит, - кивнул Хасан и для убедительности добавил: - Ей-бох!
Хасан еще дважды ездил в Моздок с дровами и оба раза заезжал к Федору, точнее - к Нюрке. Собирался еще, но не удалось. Пристав распорядился перекрыть дорогу на Моздок и всех, кто едет туда с дровами, отправлять в участок. Все из-за того, что не исполнили его приказ и не завезли дрова в полицейский участок и во все сельские правления.
Дрова у людей забирали, но лошадь и арбу, слава богу, оставляли хозяину. Это, надо понимать, тоже было одной из «свобод», дарованных в день трехсотлетия дома Романовых.
Пристав снова был жестоким и нетерпимым, совсем не таким, как месяц назад на площади в Пседахе, когда он, гордый своими «подвигами», позволил себе на часок обернуться ласковым и добреньким.
Часто какому-нибудь рьяному рассказчику дивных снов остряк-слушатель кинет: «А когда проснулся, не было ли у тебя в руках собачьего хвоста?» Хасану сейчас, как в той присказке, казалось, что в руках у него остался только собачий хвост. Перекрытие моздокской дороги развеяло его мечты, как сон. Винтовки опять не видать. Он ходил сам не свой. И не сдержался, разговорился как-то с Исмаалом, рассказал о том, что терзает его с самого дня гибели отца.
- Я понимаю тебя, Хасан! Давно догадываюсь, для чего ты все о винтовке хлопочешь. И свою бы тебе дал, даже если бы мне грозило совсем ее потерять. Вот столечко не пожалел-бы, - Исмаал показал кончик ногтя, - но послушай меня. Ты уже пять-шесть лет ждешь. Потерпи еще немного.
- Ты сам говоришь - пять-шесть лет жду. Разве этого мало?
- Не торопись, не такое это дело, чтобы спешить. В народе говорится: быстрая вода до моря не дошла. Сделаешь сейчас что-нибудь с Саадом, тебе несдобровать.
- Сколько же мне еще ждать? Пока власть сменится, да? Не верю я в это больше! Видал, как царя славили? Еще на триста лет утвердили. Вон и Дауд совсем не показывается. Тоже, наверно, понял, что ничего не выйдет.
- Напрасно горячишься. Ты не прав. А Дауд давно не приходит, потому что дел у него много. Не только в Сагопши, во всей Ингушетии, в Осетии и Кабарде - везде готовятся перемены. Дауд сей час во Владикавказе. Болшеки его позвали. Ты видал когда-нибудь, как зимой буря начинается? Перед бурей всегда бывает тихо, тепло! Не всякий догадается, что, того и гляди, круговерть поднимется. Вот и у нас сейчас такое затишье, - перешел на шепот Исмаал, - перед большими событиями. Так говорил Дауд. Он знает.
Они проговорили до сумерек, пока не вернулась Миновси. Она водила заболевшую девочку к старой Шаши.
Посидели еще и после ужина.
В эту ночь Хасан не сомкнул глаз. Мысли его как бы раздвоились на равные части, и какое принять решение, он не знал.
С некоторых пор не ведал покоя и Саад, а последнее время ему не раз доводилось слышать то от одного, то от другого, что старший сын Беки уже почти взрослый. И вырос он горячим и решительным. Бросалось в глаза, что Саад избегает людных сборищ и вообще почти нигде не бывает, если не считать пседахского пиршества, где он был в надежном окружении пристава и стражников.