Но не шевельнулась та чинара!
Разогнал коня, чтоб перепрыгнул
он чинару, но заржал и прянул
от чинары мой скакун бесстрашный.
Спешился, попробовал руками
отодвинуть я с тропы преграду,
но не смог и шевельнуть чинару.
Скакуна я спутал и отправил
попастись, а сам прилёг на бурку,
положил седельце в изголовье
и заснул, немало утомившись.
Думал я, что кто-нибудь проедет
по тропе еще, - вот посмотрю я,
как справляться станет он с чинарой.
Я проснулся поздно и увидел:
легкой рысью мимо едет всадник.
Вот и он приблизился к чинаре
и, как прежде я, легонько, плеткой
приподнял чинару и... отбросил
на полдня пути, - вот богатырь-то!
Бросился я к всаднику, хотелось
поприветствовать, но он не принял
моего приветствия и дальше
поскакал, невозмутимо-гордый.
Я, его опережая, снова
выговорил: "Оссалам-алейкум!, -
первым поприветствовал. Но всадник
вновь меня с дороги отодвинул
рукоятью плети - снова молча
он продолжил путь свой, горделивец.
Я вдогонку выстрелил из лука -
всадник даже не повёл плечами,
из мажара я тогда ударил.
Всадник даже и не оглянулся.
Но сказал: "Не суетись, ублюдок!
А уж если захотел подраться,
то отыщешь Тихий Холм, - я буду
ожидать, чтобы с тобой схватиться!" -
и поехал дальше по дороге,
будто ничего и не случилось.
Заседлав коня, собрав оружье,
я поехал вслед, но вижу, конь мой
всадника догнать, увы, не может.
Лишь когда рассвет окрасил горы,
и роса на травах засверкала,
к Тихому Холму я смог подъехать,
но не первым: всадник был там раньше
Он прилёг и, видно, спал, уставши
ждать меня. А я же, постеснявшись
вновь его приветствовать, в сторонке
лёг на бурку, как бы отдыхая
после утомительной дороги.
Надо мною вдруг раздался голос:
"Не укладывайся спать, ублюдок!
Не для сновидений, а для драки
ты сюда был приглашён, запомни!"
Я вскочил, и мы схватились драться.
Саблями сначала мы схлестнулись,
выстрелили из мажар, а после
стали врукопашную бороться.
Так три дня, три ночи миновало,
золотое солнце показалось.
"Солнце - за меня!" - вскричал противник.
"Если солнце за тебя, то значит,
за меня - сам Бог!" - так я ответил,
и подножкой сильного свалил я.
Выхватив кинжал, хотел зарезать,
голову ему хотел отсечь я.
Но сказал мне побежденный всадник:
"Ты меня сперва пусти на волю,
а потом убей, но уж свободным!"
Отпустил я всадника на волю,
но, сорвавши с головы папаху,
вдруг увидел: волосы густые,
золотые стали рассыпаться
по плечам, - девицей оказался
этот кант, невозмутимый всадник.
"Я дала обет, мой победитель,
странствовать. И на святом Коране
поклялась, что я не выйду замуж
за того, кто в схватке мне уступит!" -
мне тогда красавица сказала...»
Ва-лай-ла, я-ла-лай, ва-лай-ла, я-ла-лай,
ва-лай-ла, я-ла-лай!
Черный Ногай помолчал в раздумье и чеченским кантам сказал:
"Вот какая женщина, канты, сына любимого мне родила!
Так не стыдно ль ему в набеге быть таким ненадёжным, а?"
И с табуном от князя Сахьяри канты уехали, но за селом
жеребых кобыл они отделили и бедным раздали, себе же коней
взяли тех лишь, что оставались, - так закончился славный набег.
* * *
Пусть же не покинет кантов счастье!
Пусть же им сопутствует удача!
Если ж час настанет и предстанет
выбор, предназначенный судьбою,
то пускай примером им послужит
жизнь и клятва Чёрного Ногая!
Ва-лай-ла, я-ла-лай, ва-лай-ла, я-ла-лай,
ва-лай-ла, я-ла-лай!
О горном пастухе
Три тыщи овец он гнал пред собой, вперед поставив ярых козлищ,
вокруг расставив белых собак, - так в горы пошёл сирота-пастух.
Как намокла на овцах шерсть от дождя,
и осело сукно у него на плечах,
он в сухую пещеру стадо загнал,
свой посох в сырую землю вогнал,
и на него повесил свой плащ, к нему кремнёвку свою прислонил,
и прилег ко сну сирота-пастух.
Как только свет окоём озарил, пастуха одолели лихие сны:
овчарню, поставленную отцом,
огонь огромный объял, охватил,
вот и посох пастуший горит в огне, берёзовый посох горит в огне,
и плащ на посохе весь в огне, - всё в огне увидел пастух во сне:
и ружьё-кремнёвка горит в огне,
и овцы в птиц превратились во сне.
"Да умрёт ваш хозяин, зачем ко мне вы,
горящие сны, пришли во сне?
Перед самым светом те сны горят,
они долго длятся, мудрецы говорят,
но откуда это, что это за сны?" -
так думал и молвил горный пастух,
и дальше погнал по горам овец.
"Сироте без отца вас брать нет греха!
И если гость посетит бедняка,
вас к столу отловить - не будет греха.
Если вас для наживы угнал молодец,
Такая добыча, - сказал он, - грех».
И пошел безотцовщина-сирота мать навестить в родные места.
"О нана, нана, что за странные сны,
что за странные сны привиделись мне?"
"Да умрет твоя мать, чем же сны странны?" –
"Не скажу тебе, нана, что это за сны,
пусть в науках сведущий мудрый мулла
растолкует мне эти странные сны".
"Хорошо, мой добрый сын-молодец,
в Дагестане-стране есть мулла-мудрец,
есть Кадар-мулла, познавший ислам,
все люди внимают его словам.
Пойди к нему, поспеши узнать,
что это за сны, да умрёт твоя мать!"