Старые пришли и молодые, и Сулим-мулла к ним обратился:
"О старейшины Чечан-аула! О защитники Чечан-аула,
молодые, боевые парни! Тень позора, вижу я, над нами
собирается, как в небе туча. Словно муравейник, вкруг аула
все окрестности кишат врагами,
что привёл сюда Ортам Грузинский.
Просят, чтоб им Альбику отдали.
Наших стариков убить грозятся,
наших молодых пленить грозятся,
наш прекрасный храм спалить грозятся,
если мы не выдадим им нашу Альбику прекрасную без боя.
Я прошу вас, молодых и старых,
встаньте грудью за свободу нашу,
встаньте все за нашу честь, аульцы! Да не отдадим мы добровольно
Альбику прекрасную, иначе все изведаем мы гнёт бесчестья!"
Тотчас же старейшины исчезли - так собаки прячутся от зноя;
а за ними парни потянулись - так щенята ищут тень от солнца.
И Сулим-мулла один остался около мечети обречённой.
Он увидел, что бежит мальчишка, на ходу припрыгивая бойко.
Попросил Сулим-мулла, чтоб мальчик
вызвал Альбику сюда из дому.
Башмачки надев на босу ногу, подвернувши рукава до локтя,
на лицо платок накинув лёгкий,
Альбика, спеша, пришла к мечети:
"Пусть, Сулим-мулла, - она сказала, -
утро для тебя счастливым будет!
Говорят, меня сюда позвал ты? Для чего и почему всё это?"
"Для того и потому позвал я, чтоб ты знала: к нам идет несчастье, -
девушке Сулим-мулла ответил. -
Словно муравейник, вражье войско
окружило нас, кишит в округе -
войско под водительством Ортама
ревностно готовится к сраженью. Предложили, чтобы мы отдали
Альбику Ортаму добровольно. Если не дадим тебя Ортаму,
то пойдет он на аул войною: стариков грозится изничтожить,
молодых пленить, тебя же силой увезти в Ростов, далёкий город,
чтоб кому-то ты невестой стала.
Может быть, сама ты согласишься
вражеское выполнить условье? Может быть, сама ты пожалеешь
стариков и молодых, и храм наш?"
Услыхав такое, загрустила Альбика, затем пустилась в слёзы:
"О Сулим-мулла, не говорил бы ты того, что Бог не позволяет!
О Сулим-мулла, не предлагал бы
ты того, что не пристало слушать!
Я ведь пред людьми не виновата -
виновата только в грешных мыслях!
И пред храмом я не виновата -
виновата в мелких лишь проступках!
Но я все равно к врагам не выйду, -
пусть горит огнем мечеть святая,
чтоб над ней и птицы не кружились!
Если суждено сгореть ей нынче,
пусть сгорит! А если суждено ей
быть захлёстнутой большой водою,
пусть свершится эта Божья воля, и в реке, что около мечети,
чтобы даже рыбы не плескались!
Как пойду к неверным, как свининой
месячный я пост решусь испортить?" -
и, сказавши, снова плакать стала.
Вновь Сулим-мулла стал говорить ей:
"Да не опозоришься ты, дева!
Завтра, в Судный день, всем подтвержу я,
что ушла ты не по доброй воле!"
Альбика не плакала - теперь уж Альбика всем сердцем зарыдала.
И сказала: "Если так, то, Боже,
не возьму греха за смерть старейших,
за плененье молодых, за скверну,
что грозит святой мечети нашей!
Не увижу брата Жаммирзу я, что недавно из села уехал!
Мать свою родную не увижу! Не увижу своего кузена -
Бейбулата юного, о горе! Что ж, пойдем, Сулим-мулла, с тобою -
за Чечан-аул мы станем жертвой!"
И пошли они, убиты горем, в стан врагов, в широкую долину,
где стоял большой шатер Ортама.
И Сулим-мулла сказал Ортаму:
"Вот, Ортам, та девушка, которой добивался ты большой угрозой".
Альбике Ортам сказал: "В карету сядь, и мы сейчас с тобой уедем!"
"Нет! - сказала Альбика. - Не сяду! У меня ещё в селе есть дело!"
Бросилась в Чечен-Аул и стала биться в каждые ворота дома,
где стояли кони боевые и где жили удалые парни.
"Я, о люди, дочь Мады! - кричала Альбика. - Я нынче беззащитна!
Нет со мною брата и кузена, чтоб спасли бы от позорной доли!
Вы, кто на меня глядеть не смели,
кто порой сватов к нам засылали,
слушайте, что Альбина вам скажет!
Я в такой беде, что стать готова
верною женой тому, кто сможет защитить меня от иноземцев!
Кто спасет меня, тому достанусь! -
так клянусь перед людьми и Богом!"
Но никто, никто в Чечан-ауле из парней, из удальцов известных
на призывы Альбики не вышел. Не нашлось во всем Чечан-ауле
парня, славного душой и честью, за любовь готового к сраженью.
И вернулась Альбика к Ортаму в стан, где нечестивцы ликовали.
Вечером, в ту золотую пору, как сбирались девушки у речки,
чтобы нацедить воды в кувшины, вечером, в ту радостную пору,
как верхами парни молодые приезжали к речке, гарцевали
перед девушками, чтоб пленить их, -
в это время Жаммирза вернулся.
На окраине Чечан-аула лошадей своих табун оставив,
Жаммирза подъехал к дому, зная,
что сестра радушно встретит брата,
под уздцы коня возьмёт, проводит
через двор, чтобы поставить в стойло.
Но никто там Жаммирзу не встретил.
Жаммирза был удивлён и крикнул:
"Альбика! Эй, выходи скорее! Выходи, возьми коня за повод!
Это Жаммирза домой вернулся! Я привёз тебе, сестра, подарки,
о которых ты давно мечтала. Есть там безделушки золотые
и серебряные сувениры!"
Но не Альбика на зов явилась - мать его, рыдая и стеная,
вышла на крыльцо, запричитала:
"Сын мой Жаммирза, сестры нет дома.
Люди её нынче пригласили,
чтоб она красой своей и пеньем