Торко увидел и узнал, что жизнь простого народа всюду очень тяжела. С грустью вглядывался он в иссохшие, изможденные лица портового люда и очень скоро понял, что и голод и нужда в этих «благословенных Богом» местах, пожалуй, пострашнее, чем в родном Сагопши. И стал Торко все чаще задумываться над тем, отчего это мир так устроен, что больше всего в нем страдает тот, кто от зари до зари гнет спину на богатеев? Вопросы свои он мысленно не раз обращал и к Богу.
Вернулся Торко, теперь уже Торко-Хаджи, и зажил совсем не так, как мечталось его родным. Имея все возможности, став муллой, жить безбедно и, больше того, даже богато, Торко-Хаджи навсегда определил себе и своей семье жить только своим трудом. Все положенные мулле по обычаю подношения он отправлял обратно, предлагая передать их сиротам и особо нуждающимся сельчанам...
С годами Торко-Хаджи снискал огромное уважение и почтение в народе, куда больше, чем если бы он был богачом. И шли к нему со всем: и за советом, и радостью поделиться, и горе поведать...
Так он и жил многие годы. Торко-Хаджи, хоть и был поборником Бога, одним из первых приветствовал свержение царя и, узнав о том, что большевики обещают народу землю, свободу и равенство, принял их власть как свое кровное дело и без колебаний встал на сторону Советов...
Амайг остановился у самых ворот, не решился он ворваться в чужой двор. Кликнуть Торко-Хаджи тоже было неудобно, а имен других членов семьи Амайг не знал. Ждал он, ждал, чтобы кто-нибудь вышел, но так и не дождавшись, направился, наконец, во двор. И тут его кто-то позвал от ворот:
- Эй, парень! Подойки-ка сюда!
Амайг повернулся и увидел двух всадников: Малсага и еще какого-то незнакомого мужчину в шубе с каракулевым воротником.
- Не скажешь, старик дома или нет? - спросил Малсаг и, узнав Амайга, улыбнулся: - А ты-то сюда зачем пришел?
- Да я... тоже к нему. Мне надо сообщить, что казаки хотят идти на нас войной.
Оба удивленно переглянулись.
- А ты откуда знаешь об этом?
- Я был сегодня в Магомед-Юрте. Там и узнал. Егор сказал, наш знакомый.
- Ну, видишь теперь? - мужчина посмотрел на Малсага. - Со мнений быть не может. Впрочем, если бы казаки не замышляли чего-нибудь такого, они не создавали бы съезда в Моздоке без ингушей и чеченцев.
Привязав лошадей к забору, все направились во двор.
Торко-Хаджи оказался дома. Он приделывал к хомуту новый войлок. В ту же минуту старик бросил работу, вышел навстречу гостям и предложил им войти в дом. Малсаг поблагодарил и заговорил о деле, которое привело их сюда.
- Этот человек, Хаджи, приехал из Владикавказа. Он от большевиков. Сам из Кескема. Зовут его Дауд.
- Слыхал, - улыбаясь, закивал головой Торко-Хаджи. - Встречаться не приходилось, но слыхать слыхал.
Слышал о Дауде и Амайг, но видел он его впервые. И Торко-Хаджи так близко Амайг увидел только сейчас. Парень как зачарованный смотрел то на одного, то на другого, не веря, что наконец видит их перед собой.
- Входите в дом, нельзя таких дорогих гостей принимать на по роге, - сказал Торко-Хаджи и направился к двери.
- Нет-нет, - остановил его Дауд. - Дело не терпит отлагательств. Выслушай нас, да мы поедем.
Густые серые брови Торко-Хаджи нахмурились, коротко подстриженная седая борода тоже словно бы потемнела.
- Что случилось?
- Казаки собираются на нас войной. Есть сведения, что терские и Сунженские казаки вот-вот выступят.
- Выступят, говоришь? - спросил старик, и похоже было, что он совсем не удивился. - Что ж , пусть выступают, но победы им не видать!
- Этот парень говорит, что магомед-юртовские тоже наготове и ждут только команды, - добавил Малсаг. - Он был сегодня там.
- Жена, вынеси-ка мне шапку и шубу! - крикнул Торко-Хаджи в дверь.
- Задача такова, - сказал Дауд, - сами мы первыми не полезем, но готовыми быть надо. Чтобы врасплох не застали.
Надев овчинную шубу, крытую домотканым сукном, и черную овчинную шапку, обвязанную белой как снег чалмой, Торко-Хаджи сказал:
- В таком случае отправляйтесь и поднимите пседахцев и кескемовцев. А я через несколько минут соберу здешних. В Кескеме для ускорения дела свяжитесь с Эдалби-Хаджи, а в Пседахе - с Мусаипом из рода Алерой. Мусаип возглавлял своих аульчан, когда шли на Гушко-Юрт. Это человек храбрый и умный.
- Он как и ты, - сказал Малсаг, глядя на Дауда, - сполна на терпелся во время Николая-падишаха.
- Я слыхал, - кивнул Дауд, - слыхал, что он и в тюрьме был, и по Сибири прошелся. А еще, говорят, он отряд организовал из своих односельчан. Красный отряд, правда это?
- Верно, - подтвердил Торко-Хаджи.
- Понятно.
На этом они закончили разговор. Старик тотчас пошел в мечеть, а Дауд с Малсагом вскочили на своих коней и умчались.
Амайг остался стоять у калитки, что вела во двор мечети. Идти ему было некуда. Возвращаться к себе нельзя - отец всякое может придумать, чтобы только засадить его дома и не отпустить на войну. Надо переждать. Скоро народ соберется. Тогда все и решится. Амайг поступит так, как и все другие сельчане.
С минарета донесся знакомый голос. Амайг поднял голову и увидел Торко-Хаджи. Удивлению юноши не было границ: и как только этот старик, который всего минуту-другую назад стоял тут, рядом с ним, успел уже оказаться на минарете?