Эти мысли вдруг наполнили Хасана решимостью сейчас же уйти, не подвергать старика опасности. Он вскочил, но хозяин опять усадил его.
- Куда ты пойдешь? - укоризненно покачал он головой. - Не успеешь выйти, как эти гяуры укокошат тебя. А вслед за тобой и меня.
Старик говорил так тихо, будто казаки стояли за дверью.
- Ты ведь, наверно, голоден? - спросил он, присев на край ларя и глядя на своего нежданного гостя.
Хасан покачал головой. Хотя он за весь день только и съел что кусок хлеба да запил его водой, сейчас ему ничто не полезло бы в горло. Вот воды бы он выпил - во рту все пересохло.
Хозяин подал ему воды, большой кусок хлеба и кусок рыбы. Воду Хасан осушил залпом, а от еды отказался наотрез.
Старик снова присел на краешек ларя и заговорил:
- В последнее время эти собаки совсем озверели. С того момента, как атамана Караулова убили. Жаль, не всех укокошили! А знаешь, как его убили? Собрался он во Владикавказ. Солдаты взяли да и отцепили здесь, у нас на станции, его вагон от состава. Поезд ушел. Караулов остался в своем вагоне. Тут гяура и расстреляли. А вскоре после этого сюда приезжал зверь Медяник и учинил расправу за атамана. До сих пор все не унимаются. Виновен, не виновен - убивают. Говорят, будто вы доставляете сюда оружие из России, что вы сторонники большевиков.
За стеной послышались шаги. Хозяин примолк. Потом все стихло, и он заговорил:
- А на чьей же стороне вам быть? Не с теми же, которые убивают людей ни за грош. Сколько они, собаки, мне ущерба причинили! Берут и берут водку и вино, денег не платят - в долг, мол. Знаю, что ничего с них не получу, а попробуй не дай. Большевики, говорят, не такие. Сам их не видал, но хорошего наслышался много.
Иные слова старик говорил почти шепотом, на ухо Хасану, и тогда в нос парню бил запах табака и очень хотелось покурить, но попросить он стеснялся - ждал, что хозяин вот-вот сам закурит, тогда и ему предложат. Но тот все не унимался.
- Если и дальше так будет, уеду отсюда, - продолжал старик, - чего здесь сидеть. Семья ждет меня с деньгами, а я...
Хасан спросил, где его семья.
- Азербижан, Азербижан, - ответил тот. - Слышал про город Баку?
Хасан кивнул головой.
- Я не туда поеду. Там трудно торговать. У богачей много магазинов. Во Владикавказ поеду. Во Владикавказе лучше будет. Там, говорят, большевики. Я много раз бывал во Владикавказе. Я и ингушей знаю.
Он стал перечислять своих знакомых ингушей и все спрашивал, не знает ли их Хасан. Смешной. Откуда Хасану знать их, если во Владикавказе не был ни разу?..
Прошло с полчаса. Старик решился наконец выйти на улицу. Убедившись, что никого там нет и все спокойно, он проводил Хасана. Дал ему в дорогу хлеба и немного табаку.
О том, чтобы уехать поездом, Хасан и не думал. После столь неожиданно счастливого освобождения главное - снова не попасть в руки казаков. Он решил идти по шпалам, но непременно при этом обходить стороной не только железнодорожные станции, но и будки стрелочников.
И Хасан тронулся в путь. На свою беду, он не представлял, в какую сторону идет - к Беслану или к Моздоку, а спрашивать боялся и потому решил положиться на судьбу. Утро наступило ясное. Спустя какое-то время он сошел с железнодорожного полотна. В такой день можно идти и полем, так безопаснее. А чтобы не заблудиться, надо не уходить далеко от телеграфных столбов.
К полудню Хасан набрел на стадо коров и спросил у пастуха, как называется село, которое виднеется впереди у самой железной дороги.
- Мартазе, - ответил пастух.
Хасан слыхал про это село, знал и то, что оттуда не так далеко до Кескема. Узнать бы только, в какую сторону идти. Пастух-кабардинец, к сожалению, не слыхал ни о Кескеме, ни о Пседахе, да и объясняться с ним было очень трудно. Он говорил только по-кабардински, а Хасан знал из этого языка всего несколько слов. Он перечислил все известные ему названия ингушских сел. И наконец, когда с губ его слетело слово Ахлой-Юрт - название соседнего кабардинского села, кабардинец закивал головой и показал Хасану куда ему идти.
Было около полуночи, когда Хасан вошел в Сагопши. Лучше не придумаешь: по крайней мере никто не остановит с расспросами и скорей попадешь домой.
Плетень заменявший ворота, открыт настежь. Уж не его ли ждут? Но нет, где им знать о возвращении Хасана.
Чем ближе к дому, тем яснее он слышал плач женщин. И это встревожило Хасана. Войдя в дом, он услышал в сенцах и мужской голос:
- Перестаньте, женщины. От вашего плача он не оживет и до мой не придет.
Хасан узнал: говорил Мурад - двоюродный брат отца. А вот и он сам.
- Остопирулла! - воскликнул Мурад да так и застыл на месте, увидев Хасана. На губах еще висели слова молитвы, но язык слов но прилип к нижним зубам, и родич остался стоять с открытым ртом. - Ты человек или шайтан? - проговорил он наконец.
- Я-то человек, но почему здесь плачут? - спросил Хасан.
В душе он весь сжался от страха услышать что-нибудь тяжелое о матери и братьях.
- Почему здесь плачут, Мурад? - громко повторил Хасан.
Не успел тот ответить, как в сенях появилась Кайпа. Увидев сына, она закричала: