Здесь, справа за углом Пионерской, совсем рядом с железнодорожным мостом через Сунжу, в длинном 5-тиэтажном доме, в последнем подъезде я прожил с 1986 по 1996 годы. Здесь я «встретил» войну, убежав от неё на сначала на Берёзку, а потом на Фасадную, что позади ДК имени Ленина в Заводском районе. Здание ДК сгорело, парк сильно пострадал. Все скверы в центре города сильно пострадали от войны.
Пора вернуться к нашему институту…
11 мая 2003
…Пора бы вернуться, но вновь новые вести отвлекли меня от самого института и вернули к рассказу о городе…
В детстве мы с Еськовыми жили на одной улице (дом наш был на углу Первомайской и Октябрьской, ворота в наш двор выходили на Октябрьскую, ведущую в стадиону «Динамо», а двор Еськовых напротив). Моим ровесником был Игорь Еськов, Лёшка был гораздо младше нас, и мы, тогда пацаны послевоенных лет, прогоняли его из нашей компании как «мальца». Это был лобастый круглоголовый крепыш, в меру озорной, в меру «приставучий» к нам.
Приходилось нам в ту пору играть рядом с домом, на бульваре Первомайской улицы, в те времена густо заросшим деревьями, кустами и травой, чтобы не прозевать «хлебную» полуторку и занять очередь в магазине, в 30 секундах ходьбы от наших ворот. Как мы любили срывать сладкие кисти цветущей акации и отправлять их в рот, мы, евшие мамалыгу из кукурузной крупы, которую я сам молол самодельной ручной мельницей-крупорушкой, купленной на рынке мамой. Ели мы, дети, и подсолнечный жмых - отходы маслозавода, что был в районе Минутки - твёрдые тёмно-коричневые плитки, похожие на шоколад. Один раз я съел маленький кусочек хозяйственного мыла, похожий на шоколадную конфету «Мишка на севере» и, плача, пускал мыльные пузыри изо рта, а мама смеялась и плакала тоже. А в детском саду нам, в эти военные голодные годы, давали белый хлеб, какого я не ел с тех пор - белый, пшеничный, «ноздреватый», с крупными «дырками» (как сейчас мой любимый сыр «Масдам»). Дома же не хватало обычного чёрного ржаного хлеба, и часто я ложился спать голодным, потому что хлеба оставалось чуть-чуть, на завтра, вдруг не привезут в магазин, что иногда бывало.
Игорь Еськов стал одним из первых игроков грозненской гандбольной команды, одерживавшей внушительные победы и стоял, можно сказать, у истоков гандбола в стране. Тренировались они очень часто в спортзале тогда ещё пединститута. Это была спортивная семья - Еськовы старшие всегда были при спорте, при стадионе «Динамо». Когда институт Грознефтепроект был эвакуирован, а мама осталась в Грозном, она стала работать на стадионе «Динамо» - так я и «приобщился» к спортсменам Грозного. Дядя Игоря и Лёшки, с которым мой отец часто играл на улице у ворот в домино, работал шофёром в Облсовпрофе (в особняке Нахимова).
На сайте «Грозный виртуальный» много фотографий Грозного, и довоенных, и послевоенных. Там есть фотография разрушенного войной «Барского дома». На самом деле это здание 5-го Жилстроительства (под таким именем его знают все старожилы города - это был действительно 5-й по счёту жилой дом, строившийся после революции), на первом этаже которого, на углу, был книжный магазин - все называли его Когиз. Название произошло от сокращения «Книжного объединённого государственного издательства». Хорошо помню этот магазин, как будто это было вчера, его подписной отдел справа, такой солидный, куда я стал заходить уже студентом, а не школьником и где впервые подписался на 30-томное собрание Диккенса.
А сам «барский дом» находился в конце проспекта Революции и Августовской улицы, напротив нового здания театра - старомодный, оригинального внешнего вида, добротный 3-этажный дом в плане в виде квадрата с одними воротами, выходящими на Августовскую улицу, с двумя подъездами.
Один на проспект Революции, другой на поперечную улицу (забыл сию минуту название, кто вспомнит - подскажите), тянувшуюся до улицы Розы Люксембург. В этом доме жили работники обкома партии и их семьи, а назвали так его во время войны 41-45 годов. Во двор дома приезжала полуторка с продуктами обкомовского пайка (с доставкой на дом), когда все люди стояли в очередях за продуктами по карточкам. Я сам, ещё не ходивший в школу, стоял в очередях за хлебом по карточкам. Почему-то иногда я ходил за хлебом в подвальный магазин в доме напротив Главпочты, в котором была ЦНТБ и ГРК. Помню, как продавщица резала буханку на положенные по карточке куски ножом с таким широким лезвием и тщательно взвешивала на рычажных весах (на таких весах много-много позже продавали только картошку на базаре, стандартом, единицей измерения был «вес» - 2 кг). В этом подвале в последние годы находилось кернохранилище (кто не геолог, знайте: керн - это цилиндрик породы, извлечённый из пласта при бурении скважины, по нему геолог определяет, какие пласты проходит бур и не пора ли простреливать буровую колонну для доступа к нефти в нефтеносных пластах).
Оглядываясь, я замечаю, что очень много личного в моём рассказе. От личного мне трудно уйти, оно переплетено клубком с нашим городом и институтом.
Я обещал как-то напомнить о том, что было на месте нового здания института. А была там роскошная тенистая липовая аллея, по обеим сторонам которой росли огромные, густые липы. Какой сладкий, медовый, дурманящий аромат разливался по скверу в начале лета, ранним июнем. Аллея тянулась от входа в сквер со стороны трамвайной линии до проспекта Революции. Если идти по аллее в таком направлении, то справа можно было увидеть большую оранжерею, метров 50 длиной, чуть углублённую в землю, со стеклянной крышей. Посередине её располагался вход - стеклянная дверь, к которой вело несколько ступенек вниз. Каких только цветов там не выращивали! Мы всегда покупали в этой оранжерее букеты цветов - домой или в подарок. Такая же оранжерея долгое время, в мои студенческие годы, была в парке Кирова, на треке, сразу возле входа, справа. Около неё часто паслась белая лошадь с головой, уткнутой в торбу с овсом. На ней рабочий оранжереи привозил навоз и чернозём для растений.