Чем выше поднималось солнце, тем больше оно жарило, чем круче становился подъем, тем короче и тяжелее был шаг друзей. Присели перевести дух и поесть. Хасан выложил вареные яйца - мать специально собирала их для него. У Рашида, кроме сискала и соли, - ничего. Но дружба, она во всем - дружба. Хасан щедро угощает.
Рашид съел яйцо.
- Бери еще, - предлагает Хасан.
- Хватит пока. А то потом...
- Бери. Потом Бог пошлет. Там, говорят, хорошо кормят. Рашид взял еще яйцо.
- А арбузы там есть? - спросил он.
- Сколько угодно. Самое время, уже поспели.
Они идут на Терек. Хасан ездил туда с Исмаалом за арбой и узнал, что в станицах богатые казаки нанимают убирать пшеницу. Он тогда же решил пойти на заработки, Исмаал поддержал его. Но Кайпа поначалу пришла в ужас: отпустить неведомо куда и на сколько? Однако скоро утешилась, узнав, что и Рашид пойдет с ним. Все будет не один в чужом краю. Понимала она и то, что нет у них другого пути подкопить денег. Кайпа, конечно, думала о лошади. Думала об этом, еще когда отпускала сыновей в поместье Угрюмовых купать овец. Но надежды рухнули: лошади у них нет и по сей день и в поле опять не посеяли ни зернышка. Теперь нет иного выхода, надо идти работать в люди. К своим богатым односельчанам Хасан не пойдет, не допустит, чтобы кто-то мог сказать: вот, мол, до чего докатился сын Беки, в услужение пошел.
Жара и еда всухомятку вызвали жажду, а взять с собой воды они не догадались. И скоро все мысли их были только о воде. Рашид особенно тяжело переносит жажду.
- На ачалукской дороге по крайней мере хоть есть колодец, - сердится он, - а это что за дорога?
- Кому здесь копать колодец? - пожимает плечами Хасан. - Наши ждут, пока казаки выкопают его, а казаки надеются на наших. Вот мы заработаем с тобой кучу денег, заплатим, чтобы к об ратной нашей дороге был здесь колодец! На благо всем! Договорились? - смеется он.
Рашиду не до шуток.
- Тогда мы что-нибудь придумаем! А вот что сейчас делать? Я уже не могу идти.
- Терпи. Ты же не рыба...
- Попробуй потерпи, когда в горле пересохло и все внутри горит огнем.
- А ты не думай о воде. Если будешь все время только о ней думать, пропадешь. Вот завтра поедим арбузы. Может, даже и сего дня.
- Где мы их сегодня возьмем?
- У казака, к которому идем. У него наверняка есть. Один-то он нам разрежет, расщедрится для гостей.
- Это мы-то гости? - Рашид скривился, будто проглотил что- то горькое. - Забыл, как они нас ненавидят.
- Я раньше тоже так думал, считал, что все казаки не любят ингушей. Даже сердился, что нани оставляет у них арбу. Не верил им. А они вон что сделали: продали наши таркала и деньги отдали мне, когда ездил с Исмаалом за арбой. Мы и ночевали у них. Хозяин дома был на японской войне. Исмаал тоже был. Они до пол ночи проговорили.
Хасан помолчал, потом вдруг сказал:
- И до чего же хороший человек Исмаал. Сколько раз он помогал нам в беде. Ведь вот и с арбой... Ну что было бы с нами, когда лошадь у нас отобрали. Так бы и стояли на дороге...
Хасан все говорил и сам удивлялся своей говорливости. В другое время из него клещами лишнего слова не вытянешь. А сейчас он старается для Рашида. Хочет отвлечь его от мыслей о воде. Боится, как бы товарищ не передумал и не повернул с полдороги назад. Потому-то и расхваливает на все лады место, куда они идут.
- Я раньше не знал, что казаки нанимают убирать пшеницу, - продолжал Хасан, - это Исмаал мне сказал. Ты не думай, что все казаки такие, как пирстоп и его стражники.
- Казак же отобрал у вас лошадь, а ты их так хвалишь! - не вы держал наконец Рашид.
- Так лошадь-то его! Он же не виноват, что ее украли и продали нам!
- А может, он наврал, что это его лошадь?
- Исмаал все проверил. Все точно. О, чтобы попал в ад тот, кто продал нам краденую лошадь. Вот тебе и ингуш!
Некоторое время они молчали. Оба идут босиком. Чувяки берегут, несут в руках, наденут на подходе к станице. Пыль, горячая, как огонь. Нещадно жжет ноги, оттого еще больше пересыхает в горле. Теперь уже и Хасан мучается. Он старается не думать о воде.
- Рашид, ты когда-нибудь пил вино?
- Нет, не пил.
- А я пил. У того самого казака. Вместе с Исмаалом пили. Оно, говорят, у них домашнее, сами делают.
Рашид шагает, как лошадь, прошедшая долгий путь: едва волочит ноги, того и гляди, клюнет носом землю. Пересохший от жажды рот раскрыт. Глаза посоловели и смотрят вяло... он и весь похож на запыленный, обожженный солнцем придорожный бурьян.
- Очень мне нужно твое вино! Сейчас бы глоток воды!.. Моздок кажется Рашиду совсем близко. На плоскости всегда так. Хасан и тут успокаивает друга, подтверждает, что Моздок и правда рядом.
Лицо Рашида светлеет.
- Дойти бы до Терека, я залег бы в нем, как буйвол.
- Раньше, чем на Терек, мы попадем к моему знакомому. Он живет по эту сторону реки.
- Мне все равно, куда мы придем, лишь бы воды напиться!..
- Воды, воды! Ты столько говоришь о ней, что и я скоро сгорю изнутри!..
Небольшая станица, или, как еще называют ее, хутор, куда они держат путь, лежит у самого Терека. Низенькие, крытые соломой домишки прячутся в густой листве садов. Кое-где гордо возвышаются черепичные и железные крыши. Дом знакомых Хасана на краю хутора, при входе в него. Он огорожен реденьким плетнем, покрыт соломой, смотрит в мир боковой стеной: маленьким оконцем, притворенным одностворчатой ставней.