...С наступлением ночи по приказу Торко-Хаджи вайнахи стали отходить.
Отъехали довольно далеко, а ни единого выстрела вслед им не раздалось.
- Может, они уснули? - прошамкал своей кривой челюстью Шапшарко.
- А может, просто не хотят возвращать нас своими выстрела ми? - предложил Элберд.
Ехавший впереди Торко-Хаджи услышал эти слова.
- Верно говоришь, произнес он раздумчиво. - Им ведь тоже война ни к чему. Как и нам. Мы пришли сюда защищать совет скую власть, сдержать слово, данное Эржакинезу...
Торко-Хаджи примолк и задумался. Слово они, конечно, сдержали, но какой дорогой ценой. Сколько похоронили, и вон еще на двух арбах везут убитых - это те, кого вывезли из-за перевала. Там и Мухи, и Ислам, и изуродованные останки Ювси!..
Минуя село, проехали прямо на кладбище, похоронили убитых и только тогда разъехались по домам.
Торко-Хаджи неотступно думал о сыне. Что с ним? Жив или, может, тоже уж похоронен? Во двор к себе старик въехал не без страха. Прислушался, не слышно ли женского плача. Но нет...
Крайнее окно было освещено. Лампа горела необычно ярко. И это ночью?!
Войдя в дом, Торко-Хаджи на минуту замер в двери: он увидел сына, лежащего на поднаре у противоположной стены, и склоненного над ним человека. Молнией мелькнула мысль: «Яси читает!» Но человек повернулся на стук двери. И Торко-Хаджи увидел, что это Гали. Ну, а коли Гали, так не яси, конечно, читает, а лечит рану. Потому и называют его Лор-Гали.
- Воави! - раздался голос дочери, полный радости. И Гали смотрел спокойно, с улыбкой.
У Торко-Хаджи отлегло от сердца.
- Бог не оставил его, и пуля прошло навылет, но внутри ничего не повредила, - проговорил врачеватель. - Я положил мазь. Она свое дело сделает. Скоро будет здоров.
Торко-Хаджи словно помолодел. С силой рванул с себя шапку и сказал:
- А ну, посмотри, Лор-Гали, чего требуется этой голове!
- Эйшшах! - вырвалось у лекаря.
Заголосили, запричитали женщины.
- Бог был милостив и к тебе, - сказал Лор-Гали, осмотрев рану, - к счастью, пуля скользнула вдоль кости, не повредив ее, от того и голова твоя цела...
Рану промыли и перевязали. Торко-Хаджи, освободившись от тревоги за сына, снова задумался.
- Что помрачнел, Хаджи? - спросил Лор-Гали. - Благодарение Богу, все обошлось.
- Кому обошлось, а кому и нет, - проговорил Торко-Хаджи. - Меня и моего сына пуля не взяла, и у нас в доме сегодня никто не плачет...
- Что же теперь поделаешь? Будь на то наша воля, не пролили бы ни капли крови - ни своей, ни чужой!..
- Что и говорить, верные твои слова, Лор-Гали!..
- Война не праздник. Там и кровь и убитые. Хорошо хоть, вы не пропустили врага, задержали.
- Задержать-то мы его задержали, - глубоко вздохнул Торко- Хаджи. - И дали знать, что, если хоть глазом глянут сюда, такую силу против них двинем, не опомнятся!..
Не глянули больше бичераховцы в сторону сел Алханчуртской долины. Дела у них пошли наперекосяк, не до Алханчуртской долины им стало. Белоказакам дали бой в Грозном. А вскоре пришла радостная весть: Моздок очищен от всякой нечисти и в нем вновь утвердилась советская власть...
Часть четвертая
1
В Моздоке происходило необычное. Улицы запружены людьми. Все с удивлением наблюдают за конницей, что нескончаемой вереницей течет по дороге. Виданное ли дело, чтобы таким вот манером, на диво казакам, мимо них проезжали горцы? Да еще и песню поют.
Разве поверит такому тот, кто не видел этого своими глазами? В первом ряду всадник гордо держит перед собой красный флаг. Если бы флаг был белым, тогда другое дело - можно бы подумать, что горцы пришли мириться с казаками, но красный флаг говорил о другом... По-разному реагировали на него моздокчане.
- Нехристи, перешли на сторону красных, большевиков, - бросил здоровенный чернобородый казак.
- Зимой на съезде большевиков встречали их с распростерты ми объятиями, - проговорил другой. - И здесь и в Пятигорске. А сейчас они и вовсе носы задрали. Вишь, как смело едут! Их бы, гадов, всех уложить из пулемета.
- Заняли Моздок! - не унимался чернобородый. - Пропали казаки. Честь погублена. Теперь уже никакой пулемет не поможет. Когда надо было, не стреляли, а сейчас поздно.
Всадники не слышат никого. Они едут себе, спокойно распевают песню и смотрят с любопытством по сторонам...
Хасан придержал своего коня. Тот самый чернобородый, что злобствовал, ему вдруг показался похожим на Фрола.
Так и есть. Фрол! Ах ты, гад! И как злобно смотрит. «Только и жди, - подумал Хасан, - из-за угла стрелять станет».
- Что остановился? Езжай! - услышал Хасан за собой. Он оглянулся. Это был Шапшарко. - Не поздороваться ли хочешь с ними?
Хасан молча сверкнул глазами. Он недолюбливал Шапшарко с тех самых пор, когда тот в карауле, разговаривая с ним о фроловских лошадях, держался так, будто с мальчишкой говорил. Хасан пришпорил коня.
- Попадись кто-нибудь из них в мои руки - живым не уйдет, - не унимался Фрол.
- Видишь того, что едет впереди? - показал Фролу стоявший рядом казак.
- Босяка Протасова, что ли?
- Говорят, это он привел их. Антихрист! Креста не нем нет.
- У него и на могиле не будет креста. Оно, может, и могилы не будет. Тоже не уйдет от нас. Камень на шею - и в Терек!