- Исмаала, - ответил Хусен. Султан даже свистнул от удовольствия.
- Вот это конь! А у нас когда такой будет?
- Будет и у нас когда-нибудь, - ответил Хусен и, сняв с коня седло, направился в дом.
Султан, счастливый от того, что Хусен остается дома, крутился юлой, не зная, чем угодить брату.
- Хочешь, сварим курдючного сала? - предложил он. - Это еще от того барана, что мы зарезали до твоего отъезда на Терек, половина курдюка осталась. И сушеного мяса есть немножко. За топить печь? Нани теперь разрешает мне даже дрова рубить.
Малыш щебетал как ласточка. Он из кожи лез, чтобы развеселить понуро сидевшего Хусена.
- Султан, - произнес наконец Хусен, - оставь-ка печь и дрова да сбегай к Эсет. Шепни ей, что я приехал.
- Галушки попросим ее наделать, хорошо, Хусен? Нам же на до к мясу галушки приготовить.
- Ты вот пока сделай то, о чем я тебя прошу, а с галушками что-нибудь придумаем.
- Ладно! - сказал Султан и выбежал из дому.
Вернулся он не скоро. Хусен успел и дрова нарубить, и печь затопить. Не сиделось ему без дела.
Солнце давно скрылось, ушло в землю вместе со столбами, на которые оно опиралось. В доме и на дворе быстро сгущалась тьма. Свет от печки загнал эту тьму в углы, и оттого двор казался совсем темным. Потому-то Хусен и не заметил, когда Кайпа прошла мимо окна.
- Чем ты здесь занимаешься, мой мальчик? - услышал Хусен знакомый голос. Он понял, что мать обращается не к нему, а к Султану.
Увидев огонь в печи, она добавила:
- И печку затопил. Слава богу, хоть ты у меня есть.
- А я, нани? - спросил Хусен, выходя на свет.
- О Дяла! Вернулся? - Она крепко обняла сына.
- Разве у тебя один Султан? - улыбаясь, спросил Хусен. - А я? Разве я не твой?
- Мой-то ты мой, да ведь не вижу я тебя. Сколько уже времени ни ты, ни другой твой брат не даете мне спать по ночам.
- Ничего, нани, потерпи еще немного. Скоро закончатся наши дела у Терека. С каждым днем опасность все меньше. Неделя-другая - и все будем дома.
- А Хасан? От него ведь никаких вестей.
- Вернется и он. Смутное сейчас время. Дороги небезопасны. Даже путь из Моздока в Прохладную опасен. А Хасан ведь где-то на краю света.
- Жив ли? - вздохнула Кайпа, опускаясь на нары. - Будь жив, давно бы вернулся. Видно, так мне на роду написано: все напасти на одну голову!
Не зная, как ее успокоить, Хусен сел рядом с матерью, подперев голову руками. Какое-то время оба молчали. Наконец Кайпа покачала головой, глубоко вздохнула и встала.
- Лампу, что ли зажечь. Не предписал же Бог сидеть нам, как в пещере, в темноте.
Хусен в душе уже сердился на мать. И чего она все сетует на сыновей? Лошаденка у них хоть и плохонькая, но есть, овец десяток имеют, крыша над головой не протекает, и землю обещали бесплатную... Чего ей еще? Хусен было заговорил об этом вслух, но Кайпа опередила его.
- Когда уезжаешь? - спросила.
- Рано утром.
Мать так и застыла с лампой в руках.
- Так ты бы уж и не приезжал, - сказала наконец она. - И по чему это все легло на наши плечи? На войну идти моим сыновьям, кумыков защищать - опять же им, новую власть - тоже...
- Подумай, что ты говоришь, нани! Столько мечтали о свободе, о земле. Так как же нам не защищать новую власть, не охранять ее? Не сидеть же возле печки, когда ей грозит опасность.
- А почему другие сидят? Сын Соси, например? Элмарза с Товмарзой? Да хочешь я тебе десяток, а то и больше таких назову?
- Я их и сам всех знаю. Это те, кому новая власть - что бель мо в глазу.
- А чего хорошего сделала тебе да твоему Исмаалу эта новая власть? Только и того, что, забыв о доме, вы скитаетесь черт знает где, когда те, другие, сидят дома и, словно муравьи, копошатся в своем хозяйстве. И правду говорят, что добыли быки - съели лошади. Испокон веков так было, так и у нас получается...
Хусен, и без того встревоженный тем, что творится в доме Соси, от этих материнских сетований совсем вышел из себя. Чтобы не сорваться, он вскочил и забегал по комнате. Кайпа, почувствовав неладное, тотчас замолчала, будто кто рукой закрыл ей рот.
Вдруг вбежал Султан. У него был такой вид, словно он нес радостную весть.
- Она говорит, что знает! - выкрикнул он с порога.
Вздрогнув, будто у самого уха кто-то выстрелил, Хусен повернулся к Султану. Скосив глаза в сторону матери, он приложил палец к губам. Но мальчик не приметил в сумраке его жеста, да хоть и приметил, было бы уже поздно.
- Кто говорит? - спросила Кайпа.
- Да один человек, - попытался отвертеться Хусен, но Султан выпалил:
- Эсет!
- О чем она знает?
- Что Хусен приехал.
Кайпа больше не задавала вопросов. Хусен махнул рукой и, ничего не говоря, сел. Положив в кастрюлю кусок курдюка и несколько кусков мяса, Кайпа тоже опустилась на корточки перед печкой, подперла кулаками подбородок и примолкла. Султан стоял, не зная что делать: говорить дальше или нет.
То, о чем Кайпа раньше только догадывалась, теперь стало для нее явью. Вот, значит, почему Эсет так и норовила под разными предлогами забежать к ним. И все справлялась о Хасане и Хусене. Хасан-то, положим, ее не очень интересовал, но о нем она говорила к слову, чтобы отвести глаза. Уж кто-то, а Кайпа знала, что волнует девушку. Только сейчас Кайпе не до невесты, да и кто же отдаст им Эсет. Все знают, что Кабират и Соси прочат дочку за другого, за богатого.