- Э-э-й! Дава-а-й дургой, весе-е-лый!
Там сначала все стихло, а потом словно поняли его. Из-за бруствера высунулась голова... руки и донеслась веселая плясовая.
Горцы, все еще боясь подвоха, ставили на насыпь свои папахи, а сами откуда-нибудь сбоку, осторожно поглядывали на музыканта. Но немцы не стреляли.
- Тащи наших! - весело закричали всадники. Кто-то побежал по ходу сообщения... И вот уже появились запыхавшиеся зурнач и барабанщик.
Зурначом в полку давно уже служил толстомордый Аюб. Тот самый, который очень не любил, когда ночью говорили о покойниках. Он и играть-то научился только для того, чтобы избавиться от боевой жизни. Вместе со своим сухопарым барабанщиком он отсиживался в блиндажах, а в часы отдыха пищал на дудке, как немазаная арба с деревянной осью. Благо за грохотом барабана его все равно почти никто не слышал.
- Вылезай! Вон, видишь, немец наигрывает свою лезгинку? Давай нашу! - закричали музыкантам всадники, подталкивая их к насыпи.
- Куда вылезай? - удивленно вытаращил глаза Аюб.
- Наверх! Как и немец.
Аюб содрал с головы папаху, осторожно высунулся над бруствером и мгновенно нырнул вниз.
- Попало! — крикнул кто-то. Всадники покатились со смеху. — Как будто и не стреляли, а?
- Дураков нет! - отрезал Аюб. - Кто хочет, вот зурна... Вылезай и дуй!
- Да чего ты боишься?
- Да ничего! Но из-за ваших глупых голов я не собираюсь лезть под пули! Ишь, что выдумали!
- Да они же не стреляют! - кричал и Аюбу солдаты.
- А мне какое дело! Ишь, что выдумали! Отойди! А то как двину! — замахнулся он дудкой на всадника, который стал его подталкивать сзади.
- Прав он! Оставьте! - кричали другие. - Кто удержится, не пальнет в такой горшок! Да еще когда он щеки надует!
- У немца, так у того вон лицо! А наш разожрался - шальная пуля мимо не пролетит!
Аюб двинулся было, чтоб уйти. Но всадники обступили его.
- Куда?! Не позорь перед врагом! Сыграй хоть здесь, внизу... Только тужься посильнее, чтоб им слышно было!
- Научишь! С натугой так его и за гаубицу могут принять!..
- Играй!.. Играй!.. - кричали со всех сторон.
Аюб, зло крутанув глазами, сунул зурну в рот, надул щеки и извлек из нее такой звук, что он, как иглой, вонзился в уши. А у немцев на бруствере уже плясал солдат.
- Э, была, не была! - крикнул один из молодых всадников. - Давай хоть барабанщика ко мне. - И, выскочив на насыпь, встал на носки.
Всадники ударили в ладоши. Несколько человек подхватили цеплявшегося за их ноги барабанщика и, прежде чем тот опомнился, выбросили его на бруствер. С ужасом впился он глазами во вражеский окоп, словно увидел преисподнюю, а потом так заколотил по барабану, что руки его замелькали быстрее, чем спицы в шарабане. Грохот раздался неимоверный.
Десятки вражеских солдат высунулись из окопов. Они перестали играть и танцевать и с любопытством смотрели в эту сторону. А здесь раззадоренные первым танцором парни выскакивали на насыпь и один лучше другого неудержимо плясали лезгинку.
С улыбкой, замершей на лице, Калой глубоко задумался. Прошлой ночью пришли к ним в окопы русские солдаты из соседнего полка, созвали в землянку представителей от всех сотен и рассказали о том, что народ будет добиваться, чтоб правительство закончило войну и отпустило людей к мирной жизни.
Там на собрании выбрали солдатский комитет полка. Выбрали в комитет и его.
Русские поздно ушли к себе, а ингуши еще долго говорили, пытаясь понять, что следует делать. Да так ни до чего и не договорившись, решили положиться на время. Оно само покажет, как быть.
И вот Калой видит, как разделенные рядами проволоки, десятками снарядных лунок пляшут мирные немцы там, пляшут наши здесь... А чего бы не сговориться да не разойтись по домам? Хорошо... Но уйдут одни, а на их место пришлют других... Да и куда уйдут? В Сибирь?..
- Прекратить! Прекратить шутовство! По местам! Огонь! - послышался вдруг неистовый крик.
В первый момент Калой даже не понял, кто и зачем кричит. Всадники еще продолжали бить в ладоши, какой-то парень еще залихватски плясал, разбрасывая носками грязь, хотя зурна задохнулась, потому что барабанщик свалился на голову Аюба...
Бийсархо схватил прислоненную к стене винтовку и, вскинув, прицелился в немцев.
Но владелец винтовки подтокнул под цевье.
Выстрел грянул в воздух. Танцор спрыгнул в окоп. Немцы скрылись. Наступила тишина.
- Под суд! Негодяй! - закричал Бийсархо, пытаясь вырвать у всадника оружие. - Предатель! Дезертир!
Мгновенно Калой очутился рядом с ним и строго сказал:
- Не надо шуметь, господин ротмистр. Если бы ты убил немца, они застрелили бы нашего танцора... А зачем?..
- Как смеешь вмешиваться?.. - пуще прежнего закричал Бийсархо. - Ты здесь командир или я?
Стало слышно, как земля с насыпи ссыпалась на дно окопа. Всадники переглянулись.
- Ты командир, - ответил Калой и, запнувшись на новом слове, торжественно произнес: - А я... я - комитет!..
Слово это многие здесь услышали в первый раз. Но еще удивительнее было то, что Бийсархо сбавил тон и, только уходя, пригрозил:
- Ну, мы с тобой еще поговорим, комитетчик! А пока война, солдаты будут подчиняться только нам, офицерам!