Он быстро зашагал по ходу сообщения. «Музыкальная команда» побежала за ним. Всадники проводили его тяжелым взглядом.
- Значит, русские были правы... «Комитет» — это большое дело!.. Молодец, Калой! - зашумели одни. Другие молчали. Думали.
Немного погодя кто-то снова вспомнил о пляске, и солдаты весело зашумели.
- Нет, а барабанщик-то каков! Герой!
- Да ему что! Сухой, как кость. Его и пуля не возьмет!
- Только в другой раз обязательно Аюба высадим на бруствер! Вот будет потеха!
Пошутив, солдаты нехотя взялись за винтовки. Все ж команда-то «Огонь!» была. И загремели редкие выстрелы. В ответ высоко над их головами просвистели немецкие пули.
Глава девятая. Из тьмы веков
1
О сложных условиях политической жизни Петрограда, Москвы и других промышленных центров России, где после Февральской революции власть фактически перешла к буржуазии, на фронте знали в общих чертах. Командование внушало армии мысль, что после отречения царя война перестала быть захватнической и Россия вынуждена вести ее ради защиты родины и революции от внешних врагов.
Партия большевиков посылала своих лучших пропагандистов в войска. Они разъясняли истинные цели и задачи революции. Но все-таки еще многие солдаты не могли отличить интересы страны от интересов буржуазии и считали своим долгом сражаться «до победного конца».
В мае вместо генерала Алексеева, который после Николая Второго стал главковерхом, на этот пост был назначен популярный в войска генерал Брусилов.
В середине июня было предпринято еще одно бесплодное наступление, за которое народы России заплатили шестьюдесятью тысячами жизней.
Эта бойня, организованная Временным правительством, вызвала возмущение в войсках. Многие полки и дивизии отказывались идти на передовую. В тылу поднялась новая волна забастовок и демонстраций. Народ все больше становился на сторону партии большевиков, которая призывала его готовиться к вооруженному восстанию, чтобы прекратить войну, свергнуть буржуазию и установить диктатуру пролетариата.
Но Временное правительство в свою очередь стремилось закрепить положение.
Ровно через месяц после назначения четвертый с начала войны главнокомандующий русской армией генерал Брусилов был смещен. Вместо него назначили монархически настроенного генерала Корнилова, в котором реакция видела будущего диктатора.
В сговоре с Временным правительством и буржуазией он немедленно приступил к проведению в жизнь своего плана удушения революции. Этот план прикрывался патриотическими фразами об общегосударственной необходимости поднять дисциплину в армии и навести порядок в тылу.
Для того, чтобы обвинить солдат и большевиков во всех поражениях на фронтах, по его приказу 21 августа была сдана немцам Рига. И тогда якобы для защиты столицы Корнилов направил к Петрограду Третий кавалерийский корпус донских и уссурийских казаков и «дикую дивизию» - части, которые Ставка считала лучшими, наиболее изолированными от большевистского влияния.
Сделано это было с ведома Временного правительства, которое рассчитывало силами казаков и горцев расправиться с большевиками и революционным гарнизоном столицы.
Но генерал Корнилов имел другие планы.
Ингушский полк в августе находился в районе Черновиц, когда дивизия получила приказ сняться с позиции.
Походным порядком один за другим полки стали прибывать в Каменец-Подольск. Здесь станционные пути были забиты порожняком. Части грузились непрерывно.
Третья бригада в составе Ингушского и Черкесского полков первой двинулась в путь. Всю ночь с короткими промежутками от Каменец-Подольска отходили поезда. Никто, даже командиры, не знали, куда и зачем их везут. Было известно одно: приказ Ставки - двигаться на север.
Поезда, громыхая на стрелках, пролетали мимо полустанков, не сбавляя хода.
Ночью паровозы, как запаленные, брали воду и уголь и шли дальше. В вагонах под потолками раскачивались фонари, дремали дежурные, а всадники, укрывшись черкесками, спали мертвецким сном.
Под утро Калой проснулся. Долго лежал он, закинув за голову руки. А когда забрезжил рассвет, встал, напился из чайника, задул фонарь и снова забрался на нары, к своему окну.
Где-то на краю света бледнело небо, темной громадой лежала под ним необозримая земля, на которой иногда ранним огоньком обозначалось человеческое жилье. Калой смотрел и, казалось, ничего не видел, ни о чем не думал. Но потом, когда засияло солнце, разливая утреннюю радость по бескрайним полям, он покачал головой и в ответ на какую-то свою мысль тихо сказал:
- Россей!..
В пути всадникам разрешали ненадолго выходить из вагонов, размяться, набрать кипятку.
На одной из станций выдали хлеб и сахар. Сахара давно уже не было, и такая щедрость начальства подняла настроение.
И снова в путь. Местные жители провожали их с непонятной тревогой. Калой заметил, что у здешнего народа нет к солдатам того сердечного отношения, с которым обычно их встречали и провожали за эти годы на разных дорогах войны. Отчего бы это?..
Теплый воздух врывался в открытые двери и наполнял вагоны сладким запахом трав. Мелькали разъезды, станции, вдали проплывали деревушки под шапками соломенных крыш. Редко где можно было увидеть человека. Он казался затерянным в этих просторах земли.