- Послушайте! - снова закричал старик. - Хоть за селом подождите. Не позорьте нас! Мы принесем вам одежду на плечи!
- Баркал! - ответил Калой. - Мы обнищали. Но нищими мы не были и не будем никогда!
На глазах у аула они уходили в синие камни своих гор и вскоре скрылись, утонув в густых зарослях кустарника.
- Мужчины! - восторженно сказал тамада аула. - Мужчины они!..
Был поздний вечер, когда горцы пришли на развилку тропы, откуда каждый должен был идти своей дорогой: цоринцы прямо, эгиаульцы вправо.
- Старик! - сказал Калой. - Ночь идет. Сверни к нам. А утром пойдете домой. Не будет гостей почетнее вас.
- Спасибо, мальчик! - ответил цоринец. - Говоря по правде, нет желания сейчас ходить по гостям... Не с таким сердцем мы...
- Что вам сказать? Дело ваше! - Калой пожал плечами. - Только не сильно горюйте! - обратился он к спутникам старика. - Бог взял здесь, Бог даст в другом месте!.. Если б по-моему, я хотел бы, чтоб вечно цвела весна! Люблю пахать! Ну а если не дают! Если нет житья, если издеваются, если жульничают, если травят, врут, что делать? Неужели умирать с голоду, глядя, как они жиреют? Я буду брать свое силой! Мстить, покуда земля не станет моим одеялом, раз мне не суждено быть хозяином ее. Двух смертей не бывает. У кого не заячье сердце, тот будет с нами. А ты, старик, пока я жив, в хлебе не будешь нуждаться, если за деньги его будут продавать!
Обнявшись, они расстались.
- Даже мышь старается укусить, когда ее душат... - сказал цоринец своим, когда эгиаульцы ушли. - А мы - люди... Держитесь этого мужчины. У него хватка волка, сердце льва.
Весть о гибели поля и том, что было у Чаборза, как на крыльях прилетела в Эги-аул.
Калой и его односельчане еще брели по ущелью, когда их жены со слезами на глазах метались от башни к башне и делились навалившимся горем.
Бывала засуха, бывало, когда ливни и ливневые потоки смывали земли, и народ терпел бедствие от природы. Во время войны солдаты полуцаря Эрмало (да сгорит он в огне!) сжигали поля и посевы, вырубали леса. Но то была природа, то была война. А как же можно, чтобы в мирное время из-за корысти двух человек страдало столько народу?
- Что случилось, того уже не вернуть! - сказала Дали собравшимся к ней подругам. - Я думаю, мы должны сделать все, чтобы облегчить нашим мужьям их сердца... Выйдем за село и без стариков и старух встретим их, согреем женским словом.
И они вытерли слезы, надели свои лучшие платья и пошли. И, как прежде, запели песни о юношах, о рыбке-форели, о смелом соколе.
Далеко за аулом, на бугре, откуда была видна тропа, на которой должны были показаться их мужья и братья, они остановились и сели на траву...
Калой и его друзья еще издали увидели смутные очертания аула и свет в окнах. А немного погодя, услышали песни... Пели женщины.
- Не знают, с чем мы идем... - грустно сказал один.
- И где-то у тропы сидят... Пойти в обход, что ли? Как в таком виде показываться?! - предложил другой.
- А мы не сваты! Идем к себе! Кого стесняться? Кого обманывать? Битые мы сегодня! - сурово ответил Калой и пошел первым. И вот уже слышит он и слышат все голос той, которую народ годами привык называть Малхаазой...
Горцы остановились: не спугнуть бы! Дали пела их любимую старинную песню:
Костры мы поставим в пещерах и шашек дамасских концами
Усилим огонь их. И пулями пробитые башлыки
Накинем на сыновей мы, пускай они за отцами
С неправдой схватятся в битве, когда умрут старики.
И нашим любимым мы скажем: мы ждали с набега так долго,
Я ждала - и вот я целую, я ждала, не смела устать,
Я даже тогда целовала б, когда бы уста, как у волка,
От крови врагов багровели, но я б целовала уста!
Я дам ему карак и пива, сушеного турьего мяса,
Я косы отрежу, чтоб косы пошли на его тетиву.
Сама наточу его шашку, когда он уснет, утомяся,
А если он ранен и стонет, и кровью он моет траву,
Спою ему песню, и песней заставлю рану закрыться,
Напомнив о том, что весь род его - вольный и боевой,
О том, что родился он ночью, когда щенилась волчица,
Что имя сыскали утром, под барса рев заревой...
- Спою ему песню и песней заставлю рану закрыться!.. - повторил Калой. - Волки, молодцы вы мои! Вот они, наши сестры и жены! О! Они знают, что у нас раны! И они вышли, чтобы эти «раны закрылись...» Что не под силу нам, если с нами они?!
И он быстро, почти бегом, стал подниматься по тропе. А им навстречу с горы в свете вчерашней красно-желтой луны спускались женщины. Когда они сошлись, Калой спросил:
- Знаете ли вы, что с нами случилось? Узнаете нас?
- Нам все известно - крикнула в ответ Суврат. А Дали вдохновенно пропела:
Известно и то, что летом линяют все звери лесные!
И то что зимой на медведе будет и сало и шерсть!..
Были бы острые когти, были бы зубы стальные,
Были б сердца мужские и незапятнанна честь!..
7
Кончилась прополка в горах. Калой и Иналук поехали в Назрань искать человека, чтобы написать жалобу на Чаборза и на хозяина земли за их обман и самоуправство. Просить начальство заступиться за горцев и заставить виновных возместить убытки за погубленный урожай или хотя бы вернуть арендные деньги и посеянное зерно.