- И это не случайно! - заключила она. - Он сказал, что не убьет их самих, а только покажет мне, как эти храбрецы умеют бегать! И когда кони упали, они так заторопились в Эрш, что верховые стражники отставали от пеших начальников! - И Дали залилась таким смехом, словно все, что с ними сегодня произошло, было не больше, чем детская забава.
- Вы стоите один другого! - не то зло, не то с одобрением заметил Иналук. - Калою иная жена, видимо, и не подошла бы! Абречка!
- Да, абречка я. Только жаль, что женщина. А мужчины должны мстить.
Проводив всех, Калой о чем-то долго говорил с Иналуком. А когда ушел и он, сладко потянулся, захотел спать.
Орци и Гота давно уже уснули. А Дали, постелив две постели, ждала. Когда муж лег, она погасила свет и пошла к нему.
- Ты что, жалеешь меня? - спросил он.
- Нет, - прошептала Дали. - Тебя нечего жалеть. Пусть жалеют своих жена офицера да Чаборза жена... Я хотела сказать тебе о другом... - она в нерешительности замолкла.
- Ну!
- Не дадут они тебе житья... - начала Дали, вздохнув. - У каждого своя судьба. Но вижу я, тебе и мне выдалась неспокойная... Жизнь твоя теперь еще больше будет в седле, под синим небом... Они травят тебя, как волка. Но известно: волчья доля не только убегать, но и огрызаться, нападать... И тут всякое может случиться... А у тебя нет наследника...
Калой почувствовал, как на его плечо упала капля с ее щеки. Он молчал.
- Мужчина без наследника - дуб без корня! А я, видно, с того раза... испорченная. Годы идут... и ничего нет... И я думаю: ты должен взять... другую... Я клянусь Аллахом и тобой, а дороже тебя у меня на земле никого, - заторопилась Дали, - никогда в жизни вы не услышите от меня упрека!.. Я буду, как своих, любить твоих детей... - она незаметно стерла назойливые слезы.
А Калой молчал.
Где-то точила мышь. Издали донесся крик ночной птицы.
И снова зашептала Дали:
- Иналук сказал: «Тебе, видимо, другая жена и не подошла бы...» Может, это он так сказал, а может, и неспроста... с намеком... И я подумала: какая я жена? Поспать да еду сготовить... Жена без детей - что сухой пенек. Ни тени от него, ни плода!..
И снова Калой не ответил ей. А Дали с помертвевшей душой ждала. Но вот он протянул руку, накрыл всей пятерней ее лицо, сжал его так, словно хотел раздавить, и задохнувшаяся Дали услышала:
- Даже самая умная из вас - все равно дура! Был у тебя плод, будет и еще, если Бог даст. А не даст, - значит, так и должно... У нас не будет, у брата будет... Для рода это все равно! Но чтоб я в дом вторую жену привел - так этого не дождется никто! Я же знаю, что ты, хоть и говоришь смелые слова, сама умираешь от страха... Не бойся. Пока ты жива, я не обновлю нашей постели...
Дали уткнулась лицом в его плечо и заплакала.
- Перестань! Людей разбудишь! - прикрикнул он, крепко обняв ее молодое и здоровое тело.
- Душа и сердце мое! - страстно прошептала она и мысленно еще горячей взмолилась: «Дай, дай мне ребенка хоть на этот раз!..»
Утром во всех горах стало известно, что возле аула Эрш отряд обстреляли хевсуры.
- Вот ведь какие отчаянные! - удивлялись простаки. - Куда забрались! Так они скоро и в самой Назрани начнут стрелять!
А вечером Иналук, Калой и их друзья снова исчезли из Эги-аула, распустив слух, что едут на туров...
Все знали: охота на туров нелегкая. За день не обернешься...
До самого снега ездили Калой и его друзья на «охоту». Убитых туров не ели. Но у братьев появились две коровы, а у тех горцев, у которых пыл сгублен посев, - зерно на зиму.
И беззубого старика цоринца Калой не забыл, сдержал слово, купил и ему хлеба.
В станице Фельдмаршальской, что по плану покорителей Кавказа замыкала в Ассиновском ущелье горных ингушей, в одну из темных ноябрьских ночей вспыхнул пожар. Горела усадьба того самого хозяина, который потравил кукурузу. Одни считали, что это Божья кара, другие - что это дело рук разоренных им ингушей. Кто из них был прав, оставалось тайной, но только с того времени двор Чаборза ночью стали охранять три кудлатые овчарки, которых на день работник спускал в темные ямы, где они не видели ни света, ни людей.
В эту же осень ночью по поселку Назрань проезжала арба с сапеткой. Она остановилась против магазина с вывеской «Братья Гойтемировы». Возница спросил у сторожа, как проехать к одному из местных жителей, и назвал имя сторожа. Тот ответил, что это он. Но так как проезжий оказался глухим, сторожу пришлось подойти к арбе. Глухой спрыгнул на землю, и, назвав стоража дорогим дядей, обнял его и... положил в арбу. Арба тронулась. Двое скрывавшихся в сапетке, засунули сторажу в рот тряпку и связали его по рукам и ногам. Арба подъехала к магазину с задней стороны, злоумышленники перенесли сторожа в магазин, а из магазина вынесли мануфактуру, чай, сахар и другие товары.
Утром сторож уверял, что подозвал и обнял его сам сатана, потому что сила в нем была нечеловеческая.
В это время во владикавказских газетах все чаще стали появляться сообщения об усилившихся в Терской области разбоях и грабежах. Самые дерзкие налеты связывали с именем знаменитого чеченского абрека Залимхана. Много, наверно, смогли бы рассказать и Калой с его друзьями. Однако в горном участке, где он жил, все было спокойно, и его никто по-настоящему не преследовал.