До Чаборза доходили слухи об эги-аульских «охотниках». Но он до поры до времени предпочитал не докладывать, веря в то, что рано или поздно Калой попадется сам.
Ведь если не мешать ему, он поверит в то, что его не подозревают, и обязательно сам приблизит развязку!..
8
Солнце и луна, добро и зло, любовь и ненависть, победа и поражение живут рядом. Почему это? С каких пор так повелось, Калой не знал. Но если приходило счастье, он знал, что оно может смениться горем. Если приходило горе, он верил, что оно не вечно.
Весна принесла в башню Калоя радость. Но никто не говорил о ней вслух, чтоб не спугнуть, не сглазить ее. По углам двора, на заборах появились лошадиные черепа. За дверями - камни с дырой в середине, в комнате, в нише, - Коран, завернутый в материю, на стене желто-зеленая картина с изображением мечети и письменами на арабском языке.
Все это было призвано сохранить плод, который понесла Дали.
Видно, сама природа сжалилась над ней и наградила ее за любовь и преданность.
Калой стал реже отлучаться из дому. Но признаков радости не проявлял. И только Дали знала, как иногда, забывшись, он совсем по-иному, совсем другими глазами смотрел на нее. И ей казалось, что само солнце заглядывало к ней в душу. Ей хотелось и плакать и смеяться. Но она держала себя в руках. Ведь злые силы таятся везде. Им бы только заметить человеческое счастье, так они тотчас кинутся на него и не отступят, пока не убьют.
Порой Калою что-то казалось подозрительным. Дверь ли открывалась сама по себе, скрипела ли половица. Он выходил, прислушивался и, негромко крикнув: «Шох, шейта!» - стрелял в воздух.
Даже если в это время Дали спала, улыбка счастья набегала на ее лицо. Она знала: он стерег ее...
Но вскоре жизнь их омрачилась печалью...
Недалеко, в одинокой башне Виты, догорал огонь сердца Матас.
Калой и Орци исполняли все ее желания, даже случайно оброненное ею слово они подхватывали и предпринимали далекие поездки, чтобы купить то, что она хотела. Как-то зимой, в мороз, когда волку не вылезть из своего логова, Орци помчался в город и привез больной яблоки и виноград. Он стрелял для нее барсуков, свежевал ежей. Жены братьев тайно скармливали Матас мясо и жир этих животных. И, может, только этим и держалась она так много дней. Но, несмотря на все их усилия, Матас таяла. Ее уже не оставляли одну. Чаще всех у нее ночевала тихая и мягкая Гота. Сон Готы был легок, как у птицы. Стоило больной зашевелиться, как она уже появлялась у ее постели, помогала ей.
- Свалилась я на ваши плечи... Вы уж простите меня... не опекайте так! - говорила Матас. - У каждой из вас есть и свой дом и свои дела...
Гота сердилась и отвечала, что они не делают для нее ничего такого, чего бы она не сделала для них.
Порою обласканная и успокоенная Матас начинала мечтать. Тогда она говорила, что обязательно поправится. Во-первых, потому, что ее «держат на ладонях», поят и кормят легко, как ребенка, и обильно, как богатыря. Во-вторых, потому, что Калой обещал поехать с нею к Виты!.. Они найдут его, где бы он ни был! Калой все сможет... У Калоя - слово мужчины! Когда он говорит и смотрит человеку в глаза, это правда...
Они с Калоем возьмут с собой кукурузной муки, черемшовых чувячков и сушеной баранины... А она там, в Сибири, сготовит ему галушки и черемшу. Русские, наверное, будут убегать от ее запаха! Матас тихо смеялась.
- Ну, ничего, как попробуют раз - поймут! Я своих городских соседок всех приучила!
К концу весны здоровье Матас, казалось, стало лучше. Она реже грустила. Глаза сделались еще больше. В них появился такой красивый огонек, какого не было даже в юности. Но она по-прежнему была бледна, хотя щеки нередко загорались ярким румянцем. Однажды утром Матас чуть не задохнулась кровью. Но потом все прошло. Она отдышалась и опять стала веселой.
Она попросила Готу подать ожерелье, которое недавно принес ей Калой.
- Ты как голубка Сеска Солсы в нем! - воскликнула Гота, когда драгоценное ожерелье капельками крови легло на белую шею Матас.
Поглядев в зеркало, Матас с досадой отложила его.
- Ведь не было же счастья, чтоб он увидел меня такой!
Гота выбежала из комнаты и, спрятавшись в чулан, уткнула лицо в колени, чтоб заглушить слезы...
У Калоя были теперь свои люди в аулах, что лежали на тропах Ассиновского и Джарахского ущелий. Эти люди предупреждали его, когда в горах появлялся кто-нибудь чужой.
Вот и сейчас Калой знал, что со стороны Военно-Грузинской дороги в Джарах вошел какой-то человек, который заходит в аулы и разговаривает с людьми. Его интересует все: что они едят, где спят, как работают...
Кто он? Друг или враг? И что ему надо?
На всякий случай Калой велел брату, если незнакомец появится в Эги-ауле, пригласить его к себе, а сам решил встретиться с ним как бы случайно.
В доме у Калоя и Орци по-прежнему было бедно. Ни одной лишней вещи не покупал Калой на деньги, которые добывал, рискуя жизнью. Он думал только о том, чтобы в семье его всегда был хлеб и одежда, чтоб у близких был хлеб, чтоб у бедных был хлеб. Вот почему он давно уже стал тамадой аула. Даже Иналук, забывшись, иногда вставал перед ним.