Сам камень не стоил ничего. Братья вырубили его в горах. Но надпись обошлась дорого. Каждую буквочку, каждую точку посчитал грамотей-мулла. Каждый прочитанный стих из Корана пришлось оплатить зерном.
Но братья не скупились. Они знали, что Матас видит все и, конечно, довольна ими.
Что может быть дороже почести, воздаваемой памяти ближнего!
Однажды пришло братьям письмо. Было оно от Виты, из Сибири. Рассказывал он о тяжелой жизни на каторге. Но о себе писал мало. Все больше спрашивал про дела горцев и только в конце, чтобы не подумали, что очень тоскует, просил написать про Матас: где она, как живет и здорова ли?
Прочел братьям это письмо писарь, который в ту пору объезжал свой участок, проверяя подворные списки.
Калой едва понимал его. Но когда писарь прочитал письмо второй раз, стало яснее, и Калой рассказал своим, о чем написал Виты. И снова плакали женщины по бедной Матас, расстроился и ушел в сарай Орци. А Калой завалился на нары и, пока писарь ел, думал и думал о том, что говорил ему из далекой Сибири молочный брат.
Но одно место в письме он так и не понял: «Заключенные ждут амнистии!» О чем это речь? И когда писарь поел, он снова начал его допрашивать.
- Чаво это - амнести? Какой слова?
С большим трудом писарь пояснил Калою, что сейчас 1909 год, а через четыре года исполняется триста лет, как Россией правят цари из рода Романовых. Что по этому случаю царь-батюшка для праздника помилует своих врагов, и арестанты надеются на эту милость.
Калой усмехнулся:
- Кто знает, что будет через четыре года! И сколько людей не доживет до этого праздника!
Но самое главное, Виты жив. Есть его адрес, и хоть изредка можно будет посылать ему гостинцы.
Калой дал писарю целковый за бумагу и за ответ, который тот написал брату. В нем Калой рассказал Виты о жизни в горах и о том, что Матас умерла.
Женщины, затаив дыхание, сидели в углу башни, прижавшись друг к другу, слушая, как Калой диктует письмо. Когда он называл имя Матас, они догадывались, о чем идет речь, и снова плакали.
Только один Мажит ничего не понимал. Сидя у матери на руках, он старался достать за хвост кота, который залез от него под нары.
В этот месяц Калой отослал Виты две посылки с сушеным мясом. Не забыл положить туда и цу мажиргиш. Эта пища была очень сытной и могла не портиться годами.
Но не одна любовь к мирной жизни удерживала Калоя от дерзких набегов.
Царские власти, бессильные бороться против самих абреков, подвергали экзекуции, штрафам их аулы, а родных и близких поголовно ссылали в Сибирь.
Калой, да и все в горах, знали, сколько безвинных чеченцев было разорено и сослано за неуловимого эбарга Зяламха.
Жестоко, но справедливо наказывал Зяламх своих врагов. Он убивал карателей, грабил богачей. Однако тяжелой ценой оплачивал это народ. Зяламх тайно покинул Чечню и вместе со своей семьей скрылся у ингушей. Он готов был прекратить борьбу, потому что сотни чеченцев уже томились из-за него в тюрьмах. Но власть продолжала преследовать его. Для его поимки был создан отряд добровольцев-охотников во главе с есаулом Вербицким. Отряд этот так жестоко расправлялся с горцами, что о нем в народе сложили песню:
...В огне сгори, Вербицкий!
Палач детей и жен!..
Калой не мог допустить, чтобы из-за него разорили Эги-аул, сослали людей... Ведь только ради них он шел на отчаянные дела, рисковал жизнью. Вот еще почему он стал «мирным».
Около года Зяламх и его семья тоже мирно жили в ингушском селении на плоскости. Но царские люди узнали об этом, и ему пришлось покинуть гостеприимный Экажконьги-Юрт.
Куда идти? Где искать спасение?
Многих ингушей знал эбарг Зяламх. Со многими из них ходил на большие дела... Но сейчас ему нужен был человек, слово которого было бы свято для всех других. И он решил искать Калоя.
Тайными тропами в ночную темень шла семья Зяламха в горы. Шли женщины, дети... В ауле Лежги пришлось искать приюта. Жене Зяламха стало плохо. А к утру она принесла ему сына. Что за судьба родиться от людей, у которых ни крова, ни очага, все богатство которых - вражда, вся радость - прожитый день!..
Но было у них одно настоящее богатство: ингуш никогда не спрашивал у пришельца, кто он, откуда и куда держит путь. И если гостю его угрожала опасность, он готов был сам встретить ее, а если надо, умереть. Однако плох тот гость, который без крайней нужды злоупотребляет этим священным обычаем.
Через три дня Зяламх снова двинулся в путь.
Перед рассветом залаяли собаки. Калой проснулся, прислушался. Надрывный лай псов говорил о том, что в ауле кто-то чужой. Калой накинул бешмет, вышел, окликнул собак. Услышав голос хозяина, они осмелели и ринулись за ворота.
Калой сбежал с терраски и увидел людей, остановившихся поодаль. Прогнав собак, он подошел к гостям.
- Счастлив ваш приход! Заходите! Заходите! - обратился он к пришельцам, стараясь рассмотреть их.
Мужчина с конем в поводу, парень-подросток, две женщины и много детей... Мужчина шагнул вперед, и Калой тотчас узнал его.
Узнал не по лицу, а по росту, по излому шапки, по манере носить винтовку - вниз дулом под правой рукой. Это был Зяламх. Они молча обнялись. Калой взял под узду его лошадь и пошел вперед. Им не нужно было говорить, чтобы понять друг друга. Калой был рад гостю и в то же время глубоко опечален тем, что ему пришлось покинуть плоскость и со всей семьей, терпя лишения, скитаться по чужим людям, искать убежища в далеких от родины горах.