Чтобы нарушить тягостное безмолвие, командиры приказали солдатам петь. Но никакого пения не получилось. Люди шли цепочкой. Ревела река.
Начались мосты. Их на пути было тринадцать.
На втором мосту князя догнал поручик, которому было приказано взорвать башни аулов Нелх и Кек, где целый год ютилась семья Зяламха. Поручик рапортовал о выполнении приказа и добавил, что всех жителей этих сел, захваченных на месте, ведут под конвоем в конце отряда. Князь выслушал его и молча отдал честь.
«А может быть, старшину обманули? - думал он. — Может быть, умышленно хотели, чтоб мы пошли по другому ущелью, где действительно приготовлена засада? А я взял, да и не попался на эту уловку! В военном деле так: кто кого обхитрит!» Но от этой мысли его внутренне передернуло. «Тоже мне «военное дело»!
«Кампания»! Против кого? Против жалкого вора и казнокрада! Противничек!» - И он иронически улыбнулся. Оглянувшись, начальник округа увидел цепочки солдат, женщин, детей Зелимхана, идущих под конвоем. «Зачем солдаты ведут их под ружьем? Куда они здесь денутся?!» — подумал он. Поручик саперной части шагал рядом с командиром сотни Дагестанского полка, весело улыбаясь и жестикулируя. Видно, он рассказывал о том, как уничтожил ингушские села.
Миновали третий мост. Небо над ущельем то открывалось, и тогда видна была его узкая синева, подобная морской лагуне, то заволакивалось косматыми тучами, которые цеплялись рваной бахромой за макушки гор и вершины чинар.
Когда, бодро пофыркивая, довольный утренней прохладой конь начальника вступил на четвертый мост, раздался выстрел. Князь запрокинулся и упал навзничь. Выстрелы гремели с обеих сторон. Никто не мог понять, сколько человек в засаде и откуда стреляют. Солдаты в панике метались, валились под пулями и палили наугад...
Начальник округа лежал убитый. Тяжело ранен был командир сотни дагестанцев. Убиты поручик, ингуш из милиции, казак, много всадников Дагестанского полка. Раненые стонали, взывая о помощи. Семья Зяламха сбилась в кучу. Плакали дети.
Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. Непривычной показалась тишина. Вдруг жена Зяламха, лихорадочно перебегавшая глазами от одной скалы к другой, от одного дерева к другому, сквозь слезы увидела его... Зяламх стоял на горе, около острой каменной глыбы, и смотрел в ущелье. «Он смотрит на нас... на детей». Крик замер на ее губах. «Сейчас убьют...» - пронеслось в голове. Она была уверена, что и солдаты видят его... Суеверный ужас исказил лицо одного из них... Вот другой сдернул с головы шапку... Третий приподнял винтовку...
- Не трожь!.. - крикнул кто-то. И ни один солдат не выстрелил... Или они верили молве, что Залимхан заговорен?.. Или не хотели стрелять в человека, который никогда не причинял вреда простым людям...
Что это? Рядом с ним встал горец. Лицо в башлыке... Но какой он огромный! Словно горный дух... Горец тронул Зяламха за плечо. Еще мгновение - и они вместе исчезли в чаще леса... будто их и не было.
А может быть, действительно все это ей показалось? Женщина повернулась к жене Солтамурада и поняла, что Зяламх был... что он прощался с ними...
Заломленная папаха, коричневое от вечного ветра лицо, короткая борода, винтовка в опущенной руке и гордый взгляд, устремленный на дно ущелья... Это конец... Только это осталось теперь ей навсегда...
Абреки ушли. Семью Зяламха повели дальше. Вместе с ними повезли трупы. И трупов болыше, чем пленных.
Вечером на дальней горе Зяламх прощался с друзьями с берегов Ассы.
- Женщинам они ничего не сделают, - говорил Калой, а Зяламх глядел вдаль, словно надеялся увидеть их за горизонтом. - А тебе следует уйти совсем в другую страну, раз ты не хочешь остаться с нами. Сейчас они кинутся за тобой, как никогда прежде. А народу нужно, чтоб ты был на воле... Ведь это дает людям силу держать поднятой голову...
Зяламх вздохнул:
- Понимаю. Десять лет я на воле. Десять лет дерусь. А круг сужается. Отца убили, братьев убили, жен, детей отняли. Один я остался да он, - Зяламх показал на своего пятнадцатилетнего брата. - Убьют и нас... Но до тех пор, пока я жив, они будут чувствовать, что им не все дозволено. Спасибо, Калой, тебе, твоим людям. Вы всегда были настоящими горцами. Сердце плачет, отрываясь от вас... Но вы дорого заплатили за дружбу со мной. Цорх, Эрш, Кек, Нелх взорваны, сожжены. Люди - в Сибири. Теперь грозят выслать вас всех... И у них хватит на это силы... Разве я могу оставаться здесь? Сегодня они ранили меня в сердце. Многим я отплатил. Но со многими счеты еще впереди!.. Моя доля такая. А тебя как старшего брата прошу: ты побереги себя! Мы не должны дать им возможность уничтожить всех нас. Ты подожди... Потерпи. Душа подсказывает мне: такие, как мы, еще понадобятся народу. - Он обнял Калоя. - Может, и не увидимся... Так я перед всемогущим Аллахом прощаю тебе все на этом и на том свете! И за все прошу у тебя прощения!
- За все прощаю... И сам прошу прощения... - ответил Калой. Он придержал стремя, пока друг его и гость садился на лошадь. Потом отдал его брату своего коня.
— Бери! От всего сердца!..