- Не может быть... - прошептал побледневший старик. - Не знаю, это то, что нам обещано, или другое, но это табун...
Еще через мгновение ветер отнес пыль в сторону, и все стало ясно. Шел табун из многих сотен голов. А за ним двигалось человек пятьдесят конных погонщиков, за плечами у которых были винтовки.
Сомнений не оставалось. Они двигались сюда.
- Что делать? Как остановить? — закричали люди.
- Может быть, они еще поговорят с нами? Мы расскажем, что Чаборза не было дома... Только не лезьте в драку! Видите, сколько их. Все с оружием! Да и подмога может быть в том лесу! Раз уж суждено такое, так им на радость хоть не оставим наших семей в сиротстве! - кричал старик.
А табун шел. Разноголосое мычание доносилось сплошным ревом. Погонщики гикали, улюлюкали, свистели, рассыпая удары бичей, как выстрелы.
Жалкой казалась кучка землепашцев, которая пыталась прикрыть собой огромное синее поле, расстилавшееся позади.
Вот живой поток, вытянувшийся по дороге, под ударами бичей повернул вправо, к людям, и, сотрясая землю, устремился вперед.
- Нельзя!!! - закричал в отчаянии Калой, подняв вверх руки.
- Нельзя! Нельзя! - закричали горцы. Для большинства из них это было первое слово, произнесенное на русском языке. Их голоса потонули в реве животных.
Люди пятились, размахивая руками, палками, швыряя комья земли в остервеневшее стадо. Но на передние ряды сзади напирала вся масса, и, отворачиваясь от ударов, быки и коровы шли напролом.
Никто не заметил, как на дороге, со стороны гор, показалась вскачь несшаяся арба. У табуна арба остановилась. С нее спрыгнула женщина и кинулась наперерез стаду. Она сорвала с головы платок и, размахивая им, что-то закричала погонщикам.
Но ее никто не услышал. Животные настигали людей, и тем ничего уже не оставалось, как только спасать себя, держаться на ногах, чтобы не быть растоптанными насмерть. С искаженными лицами, как в бурном потоке, стояли они, застигнутые стадом.
В этот миг Калой увидел: взмахнув рукой, упала сбитая с ног женщина...
Он кинулся к ней, расталкивая животных, отводя от себя их рога, нанося им удары. Вот он уже над ней... А стадо ревет, бушует вокруг, слепо тычутся морды... Калой хватает широкие рога, устремленные на него, упирается в них... Ноги уходят в землю. Мышцы его каменеют, вздуваются жилы... Еще миг - и хрустнет спина... И тогда, собрав все свои силы, он рывком сворачивает быку шею, и тот замертво валится на бок... Еще и еще раз хватается он за рога. Животные падают друг на друга, роют копытами землю... В ужасе шарахаются от них другие... А Калой стоит с налитыми кровью глазами, дикий, готовый валить их без конца...
Вот он пришел в себя, поднял женщину. Лицо, руки, тело ее в крови, в земле...
Стадо редело. Наконец последние быки и коровы промчались мимо. Проскакали угрюмые погонщики, с опаской поглядывая на человека, который на их глазах совершил чудо. К Калою с разных сторон бежали горцы. Пот и пыль грязными ручьями текли по их лицам, по изодранным телам.
- У народа, который забудет этот день, пусть не живет потомство!.. - как безумный закричал Калой.
- Амин! - откликнулся старик.
Молодые люди приняли от Калоя женщину, понесли к арбе.
- Да это ж его жена! - воскликнул старик, глядя ей вслед.
- Чья жена?
- Чаборза!
Калой с трудом понял старика. Он нагнулся, поднял платок Зору. В завязанном конце его сквозь шелк блеснули золотые.
- Спасти пришла! - сказал старик. - Нас спасти...
А табун мчался уже далеко, вытаптывая поле. Зеленое, после его копыт оно превратилось в серую грязь с истерзанной листвой. Ни один горец больше не посмотрел в его сторону. Души их были преисполнены чувством гадливости и презрения к грубой силе, бессмысленно подвергшей уничтожению их тяжелый человеческий труд.
Набив арбу свежей травой, горцы уложили на нее Зору, прикрыли пастушеской буркой, которую носил и ее отец, и, окружив тесным кольцом, повезли домой.
Печальная процессия проходила через аулы, что стояли на пути. К ним присоединялись все новые люди. Толпа росла. И когда арба подходила к дому Чаборза, народ, следовавший за ней, заполнил всю ширину улицы...
Все эти дни Чаборз скрывался за селом, на своей мельнице. Он ел жареные лепешки из свежей муки, молодую баранину, пил пиво и спал. Мельник и его жена никому не говорили о нем и только узнавали для него, что происходило на поле.
Чаборз пронюхал, что хозяину земли стало известно, как он плутует. Боясь встречи с ним, да и со своими, он решил пересидеть здесь, пока люди не кончат полоть. А там можно будет что-нибудь придумать! Мельник рассказал ему и об угрозе хозяина уничтожить посев. Но Чаборз только презрительно улыбнулся: «Шутка ли! Уничтожить посев!»
На рассвете четвертого дня он послал мельника посмотреть, что делается на поле. Тот не увидел там ни души.
Успокоенный Чаборз вернулся домой. Он хорошо отдохнул за эти дни, считал, что перехитрил хозяина, и у него было хорошее настроение. Оно немного испортилось оттого, что не было дома Зору. Но дети сказали, что она выехала налегке. Значит, скоро вернется. Он прилег и заснул крепким утренним сном.