- Кто сказал? - спросил солдата Калой.
- Я сказал, - ответил солдат. - И вся тут. Не рассуждай! Поворачивай, говорю. Нынче - дац! Утром хаволе.
- Мы гора пришел. Далеко. Лоша устал. Куда пойдем? Зачем держать надо? - пытался объясниться Калой.
Но солдату надоело.
- Эх ты ж и бестолковщина гололобая! - выругался он. - Мне какое дело - откедова ты и куда! Иди, говорю, хоть куды! Вон на хутор айда! К своим. Али к Тереку, в кусты! Не велено пущать! Приказ командующего!
И в знак того, что разговор закончен, он отступил назад на три шага и, сделав артикул, взял ружье наизготовку.
Калой с презрением посмотрел на него и, повернув Быстрого, поехал обратно. Орци последовал за ним.
Объехав кругом с полверсты, Калой спешился и попытался войти в город по одной из боковых улиц. Над головой его пропела пуля. С далекой вышки донесся выстрел.
- Может, быть, если нас здесь убьют, мы попадем в рай? - спросил его Орци. - Ведь это им одно удовольствие - выпустить масло из наших голов. Скажут, что мы на них нападали, и ни перед кем не в ответе.
- Ты прав, - согласился Калой. - Им за нас еще и медали дадут! И братья уехали на ближайший хутор ингушей.
Наутро они снова направились в город. Застава стояла по-прежнему, и часовые издали поглядывали на всадников. Но придраться было не к чему. Кинжалы братья оставили на хуторе, потому что узнали, что в городе хорошие кинжалы отбирают, а плохие просто втыкают в землю и обламывают по рукоять. Правда, ингуш в черкеске и без кинжала выглядел так же нелепо, как баба без волос. Но делать было нечего. На чьей арбе едешь, того песню и пой! Чужие законы не считались с их традициями.
Первым долгом братья поехали к семье Ильи Ивановича.
Вера Владимировна стала другой. Похудела, постарела. Под глазами появились нездоровые отеки. Увидев Калоя с братом, она расстроилась, но сдержала себя и пригласила их в дом. Присмиревшие дети ушли в другую комнату. Вера Владимировна почти полностью повторила историю, которая была им известна со слов Матас. Новое в этом рассказе было лишь то, что прошение на имя государя уже послано. Но Вера Владимировна не ожидала милости.
- Перед самой отправкой видела их, - говорила она, - держались они бодро. Их было восемь человек. Виты говорил о Матас. Просил ее жить с вами. А если придется... замуж выйти. Ведь кто знает, свидятся ли еще? Только я б ей не советовала. Да она и сама не такая! Будет ждать. А они выйдут! Я верю. Не даст народ этим иродам вечно лютовать! Наших сгубили - другие придут! - с ненавистью вырвалось у нее. И немного успокоившись, она продолжала: — Я собираюсь ехать к своим. Есть у меня родные в деревне, есть и в Ростове. Отец тоже на дороге работает. Зовет.
Она задумалась.
- Матас - одна голова и то бедна, а у меня вон тройка... Помереть захочешь — не дадут, хлеба просят!
Братья старались утешить Веру Владимировну, а потом попросили ее проводить их в бывшую квартиру Виты, чтобы забрать вещи.
Перед тем, как уйти, они сняли с лошадей хурджины, принесли в дом. В них оказалось масло, овечий сыр, копченый курдюк и мед в сотах.
- Другой кушайт нас нету. Это Илья дети отдай! - сказал Калой. Вера Владимировна заплакала. Жена лучшего токаря, она никогда не нуждалась в хлебе. А тут не могла отказаться. Издержалась семья без кормильца. Дети отощали. Вот они украдкой смотрят на стол, куда ингуши выкладывают свои нехитрые гостинцы.
- Не плакай! Чижолый будет тебе - ходи наш дом. Много нет. Кушайт есть. Илья - Виты брат, значит, мой брат. Илья дети, твой дети -наши дети! Приходи. Месте будем!..
Вера Владимировна поняла Калоя. И главное, поняла, что его слова - это не утешение, а верность, которой славился этот народ. И хоть она знала, что вряд ли ей придется воспользоваться предложением поселиться вместе с ними, но от одного того, что эти простые люди пришли к ней, ей уже было легче. Прощаясь с детьми, братья подержали каждого из них на руках, а Калой подарил им по рублю из тех, что припас для защитника на прошение.
В полдень, погрузив весь скарб Виты и Матас на лошадей, братья тепло простились с Верой Владимировной. На углу они оглянулись. Вера Владимировна все еще стояла у ворот с соседями Виты и смотрела им вслед. Она помахала рукой. Горцы подняли мохнатые папахи.
Их дружба была короткой. Но в сердцах этих людей она осталась навсегда.
5
Давно покинутая башня Виты ожила вновь. По утрам над нею струился дым. Вечерами в окнах теплился свет. Изредка на башне появлялась одинокая женщина, которая долго глядела в ущелье, а потом вновь исчезала в каменных стенах.
Матас тяжело переживала свое горе. Но никто не знал всей меры этой тяжести. Ведь она считала себя одну виновной в несчастье, что обрушилось на их семью.
Друзья не забывали о ней никогда. Дров и хлеба у нее было достаточно. Калой дал ей корову, ягнят, кур, чтоб она отвлекалась от своих мыслей в заботах о хозяйстве.
И, кажется, это помогло. Теперь реже можно было увидеть в ее глазах слезы. Дом она держала так, словно каждый день ждала именитых гостей. Все было выбелено, вычищено, как на праздник.
Зимой Калоя вызвали в правление участка, в Джарах, сообщили, что в помиловании Виты отказано.