- Да, но не все же здесь жестокие! - пытался возразить Виты.
Но Матас не была сейчас той скромной женой, которую он привык видеть. Матас взбунтовалась. Она ничего не хотела знать и слушать.
- Да, не все такие. Илья хороший. Вера хорошая. Много хороших! Но у них нет жалости к себе, и это их дело. Кто хочет умирать, это его дело. А нас мало... Ты у меня один. Если тебя не станет, для меня нет жизни! Пускай будет царь, пускай будет царя отец, пускай вся жизнь будет неправильной, лишь бы они тебя не бросили в крови на мостовую так, как я видела других! У меня нет сил, нет желания бороться с царем, который в один час может бросить навзничь тысячи убитых! У меня есть только один человек, и я не хочу его смерти - ни за какие блага земли!
- Да подожди ты! Никто у тебя не отнимает твоего человека, и ничего со мной не будет.
- Матери, жены и дети тех, которые сегодня покатились с простреленными телами, тоже не думали утром, что будут сейчас уже сиротами и вдовами... - кричала Матас.
- Но ты пойми: вот за то, что они творят такое, народ и должен избавиться от них!
- Послушай, мужчина! — внезапно сбавив тон, спокойно обратилась к мужу Матас. - Я тебе еще раз говорю: я не хочу воевать с царем. Не хочу видеть обнаженные сабли над головой. Я не солдат. Ты отвези меня домой. Хотя бы на то время, пока царь и его войска не умрут от ваших вечных разговоров.
- Хорошо. Я отвезу тебя, - согласился Виты, не подозревая хитрости женщины, которая решила заманить его в горы, где она в своих просьбах не останется одинокой и как-нибудь удержит его от возвращения сюда.
Они связали ее вещички. Причем он не заметил, как много его белья и одежды пошло в узлы и хурджины, и отправились на базар искать какую-нибудь попутную подводу, чтобы доехать хотя бы до Длинной Долины.
Виты был грустен. Ему очень не хотелось расставаться с женой. Но он понимал, как велик был ее испуг, и не старался больше отговаривать ее.
Базара почти не было. Многие лавки стояли на замке. Толкучка тоже разбежалась. На привозе - ни одного горца. С подводами стояли только казаки.
Матас была удручена. Они уже собирались домой, когда Виты неожиданно остановился против одного казака, сидевшего на подводе, груженной пшеницей, и уставился на него не мигая. Тот заметил это и сам стал присматриваться к Виты и вдруг, побелев, сорвался с фургона и забежал за лошадей. Соседи казака, стоявшие на своих подводах, ничего не могли понять. У того, что забежал за коней, тряслись руки, тряслась губа. А Виты продолжал молча глядеть на него.
- Тю на вас! - закричал один из соседей казака. - Что с тобой, Федор? Аль он тебя гипнозой оглушил? Так и рехнуться недолго!
- Это не я! Вот те крест, не я! - закричал наконец тот, которого называли Федором.
- Нет, ты! - отозвался Виты.
- Нет, не я... Это не я!.. - закричал Федор.
- Да что между вами? — спросил кто-то из ротозеев, которые мигом собрались полукольцом позади Виты.
- Он подрядился свезти до Бартабоса мешок с зерном... В горах голод был. Я матери вез хлеб... А он убил меня в лесу, ограбил... Мать померла. Меня отходили люди... - Виты говорил негромко, как во сне. Окружавшие были потрясены. Виты сорвал с себя картуз. - Смотрите!.. - И люди увидели над его ухом огромный, лысый шрам.
Растерявшийся грузный Федор неуклюже кинулся наутек. За ним погналось несколько человек. Его схватили и привели на место.
- Душегуб!
- По соплям его!
- Бей! - кричала толпа.
Федор стоял, втянув шею в бешмет, обрюзгшие щеки его дрожали. Казалось, он сейчас рухнет на колени и начнет у мира просить прощения. Но если растерялся он, то друзья его, станичники, почуяв беду, пришли к нему на выручку.
- Эй! Черномазый! - закричал один из них прямо с воза, обращаясь к Виты. - А где это у тебя мать? В горах? Так ты кто будешь? Ингуш?
- Кому поверили? - закричал второй. - Зверь, должно быть, глаза залил, вот и померещилось! Полезай, Федор, на подводу!
- Позволь, как это полезай? - крикнул в ответ кто-то из горожан. - В участок его! Разобраться надо!
Виты схватил за грудки Федора, пытавшегося уйти.
- Позовите городового! — крикнул он. Но станичники уже бежали к нему.
- Ты какое имеешь право? - крикнул один из них, верзила с добрую сажень. - Брось!
Он сорвал руку Виты с Федора.
- А не то я так возьму, что на этот раз не очухаешься!..
- Пойдем! Пойдем отсюда! - потянула Матас мужа. Но он отмахнулся от нее и снова схватил Федора.
- Не уйдешь! — закричал он. - Пойдем к Закону!
- Ах, ты вот как! - Верзила свистнул. - Ро-бя-та-а-а!!! На-ших бьют! - И, не дожидаясь помощи, размахнулся и ударил Виты.
Тот как подкошенный свалился на землю. Станичники мигом по-спрыгивали со всех подвод. Кое-кто из городских тоже получил по уху, и все кинулись врассыпную. Федора вместе с подводой свои угнали с базара. Над Виты и плачущей Матас, посмеиваясь, стояла толпа их врагов...
От центра города на рысях подскакал офицер с конвоем.
- А ну, р-разойдись, - крикнул он еще издали.
Станичники разбежались по подводам. Виты с трудом поднялся на ноги. Из уха его струйкой сочилась кровь. Матас обливалась слезами.