Друзья поддержали его.
С этого дня водил Калой своих «волков» на добычу через хребты и ущелья. Приводили они коров, лошадей, быков. Знали, кому нечем детей кормить, кому не на что зерно выменять, и понемногу раздавали добытое людям.
Придут ночью, вызовут во двор вдову и скажут ей:
- Бери, мать, корову. Свою в городе на зерно выменяй, а эту держи дома, чтоб молоко было детям.
- Да что вы! Мне не за что купить ее! - взмолится та.
А когда объяснят, что им ничего не надо, в удивлении поглядит им вслед, помолится.
Думали Калой и его товарищи, что это только они так промышляют. Но горные тропы свели их с другими людьми, и поняли они, что многих признак смерти выгнал на большую дорогу.
Помощи неоткуда было ждать.
Как-то уже по весне, когда горы покрылись нежной зеленью, а деревья алычи стояли белые, как девушки на свадьбе, рассвет застал их на пути из набега. Чтобы не гнать добычу на виду у всех, Калой отпустил друзей, а сам с Иналуком свернул в сторону и загнал скотину на соседний хутор, где вымерли и разбрелись все жители, кроме одной семьи, в которой тоже недавно похоронили хозяина.
Это была семья Дали - помощницы жреца, певицы солнцу.
Их встретила еще не старая женщина - мать Дали - Зайдат. В ее больших светло-карих глазах застыло горе.
Она указала молодым людям на кунацкую, а сама пошла отдаивать коров, которых они пригнали. Калой и Иналук стояли еще во дворе, когда из башни вышла Дали, поздоровалась с ними.
- Что же вы тут стоите? Заходите в комнату! - предложила она. Молодые люди колебались.
- Вы думаете, нет отца, так вас и принять некому будет?.. - скрывая в улыбке скорбь и набежавшие слезы, сказала Дали, как и мать приглашая их в кунацкую.
- Ладно, - согласился Иналук, - ты не думай, что мы вас сторонимся. У нас мужские дела, о которых надо было поговорить... Куда бы поставить коней?..
- Идите. Все будет сделано, — деловито сказала Дали и проводила их в дом.
В комнате, в которую они вошли, видно, никто не жил. Стены были украшены войлочными коврами. На нарах тоже лежали войлоки. В углу была горка запасных тюфяков и одеял. Но было здесь холодно, как в подземелье.
Иналук подошел к окну.
- Сноровистая! - воскликнул он. - Погляди!
Дали уже расседлала лошадей, протерла спины куском потника и повела их в конюшню. Во дворе застучал топор. Иналук и Калой отошли от окна. Дали могла увидеть, что они наблюдают за ней.
- Огонь-девка! — заключил Иналук, поеживаясь от холода.
Дали внесла в комнату маленькую железную печурку, которая была уже убрана в клеть до зимы и смазана салом. Ловко поставив ее на место и установив трубы, она зажгла смолистые сосновые дрова, которые вспыхнули как порох. От печки повалил чад.
- Вы уж извините... Это сейчас пройдет, - сказала она и вышла, оставив двери открытыми.
Печурка с боков накалилась докрасна.
Дали предложила гостям умыться. А через некоторое время подала мясо, галушки вместо хлеба и стопку лепешек с творогом...
Иналук не удержался от удивления.
- Давно я не видел такого!
- И мы не видели, - потупясь, ответила Дали. - На поминки приезжали родные наны... Привезли кое-что...
Иналуку стало неудобно за то, что он вызвал в ней печальные воспоминания. Родные, видимо, помогли им только тогда, когда отец умер. Но время было тяжелое. Чтобы помочь другому, человек должен был отрывать от себя, от семьи.
Попозже Дали принесла молодым людям миски с пахучим калмыцким чаем.
- Это уже ваша еда, - улыбнулась она. - У нас скотины теперь нет. Молоко в чае от ваших коров.
Пока они пили, Дали стояла около дверей и старалась развлекать их разговорами. Но обычной веселой беседы, какая бывает между молодыми людьми, не получалось. Слишком много печальных событий накопилось за этот год.
Вошла Зайдат. Гости встали. Она поблагодарила за оказанное уважение, попросила сесть. Пожурила за то, что мало ели. А потом прямо, без хитрости спросила про коров.
- У людей угнали?
- Угнали, - ответил Иналук.
- Вам, конечно, виднее, — заметила она, — но я знаю, что такое корова в хозяйстве. И если кто угоняет ее, он за всех, кого оставил голодными, берет грех на душу... Надо ведь не только жить, но думать и о смерти... Не обижайтесь. Я говорю, как понимаю.
Наступило молчание.
- Зайдат, - сказал Калой, — тебе спасибо за заботу, за мысли о нас. Ты хочешь предостеречь нас от греха. Мы ценим это. Мы люди взрослые и сами отвечаем за себя. Мы могли и промолчать. Но, уважая тебя, я скажу правду. В эту зиму и весну мы не раз ходили в набеги. Немало добыли мы этим, пожалуй, не лучшим путем. Но ты запомни: мы не угнали ни одного сельского стада, не вырвали ни одного куска из рук людей. Ни один из нас, эгиаульцев, не обогатился. Правда, мы ели. Но главное — раздавали тем, кто не имел ничего. Брали мы у тех, у кого не убывало из-за этого, да отнимали у царской казны. Думаю, Бог нас за это не покарает. - Он посмотрел на Иналука.
- И самую малую долю, - сказал Иналук, - можешь поверить мне, Зайдат, берет себе он. А в опасности - самая большая доля его.
Наступило неловкое молчание. Нарушила его хозяйка. Подбросив дрова в печурку, она отошла к стенке, сложила под платком руки на груди и заговорила: