Город Грозный

Казаков А. И.

Кавказ вначале разочаровал его. Он ожидал увидеть грозные громады гор, мрачные ущелья, грохочущие водопады, сверкающие вечными сне­гами вершины, за которые цепляются тучи, и ли­хих всадников, скачущих так, что за их плеча­ми, будто черные крылья, развеваются бурки. Так представляли Кавказ в столице. Таким воспели его Пушкин и Марлинский, таким рисовали его живописцы.

Старогладовская — это уже Кавказ. Однако ни скал, ни ущелий, ни снеговых гор не было. Лениво шумел затерявшийся в камышах Терек. В бесконечных плавнях шелестел камыш... Ни­что не напоминало Кавказа — та же Россия: такие же равнины, такие же леса, разве только менее живописные — без серебряных березок и стройных сосен, такие же избы в станицах. Вот только люди одеты по-другому: в черкески, в мохнатые папахи. Но речь русская, сочная.

Настоящий Кавказ Толстой почувствовал толь­ко в окрестностях крепости Грозной. И полюбил его на всю жизнь. Здесь он во всем величии уви­дел снежные горы. Волнение, охватившее его, блистательно передано через переживания героя повести «Казаки». Дикая, как писал сам Толстой, природа Север­ного Кавказа, и горы, и Терек, и почти первобыт­ная простота жизни казаков и горцев, среди кото­рых у него появились истинные друзья (а с чечен­цем из Старого Юрта Садо Мисербиевым они ста­ли кунаками, и тот на деле часто доказывал мо­лодому русскому свою преданность, рискуя жиз­нью ради его спасения), — все это послужило хо­рошим стимулом для творчества, помогло рожде­нию гения.

Станицам Старогладовской, Червленной, чеченскому селению Старый Юрт и объединяю­щему их центру — крепости Грозной — «суждено было стать, — писал биограф Толстого П. И. Би­рюков, — историческим местом. Здесь выношены были художественные образы первых произведе­ний Толстого и рождены первые плоды его твор­чества».

Конец июня, июль и август Лев Николаевич живет напряженной духовной жизнью. В его дневниках и письмах того периода мы встречаем восторженные отзывы о кавказской природе, мет­кие характеристики окружающих его людей. Все чаще попадаются вдохновенные наброски волну­ющих писателя великих мыслей.

В июле 1851 года Л. Н. Толстой работает над «Историей моего детства» — первым своим про­изведением. Однако начало литературной дея­тельности мало повлияло на образ жизни Тол­стого. Он страстно увлекается охотой и по-преж­нему часто пускается в далекие и опасные экскур­сии. «Сентябрь (1851) провел я в Старогладовской, то в поездках в Грозную и Старый Юрт», — пишет он в дневнике.

Однажды, возвращаясь из такой поездки, Лев Николаевич встретил своего родственника Илью Толстого, который повез его в Грозную, на квар­тиру князя   Барятинского. Князь   посоветовал Льву Николаевичу подать   прошение о вступле­нии на военную службу. «В октябре месяце я с братом поехал в Тифлис для определения на служ­бу», — читаем мы в дневнике. Сдав экзамен и ожидая назначения, Лев Николаевич продолжа­ет работу над «Историей моего детства». В фев­рале 1852 года   он возвращается в Старогладовскую   с   назначением   в 20-ю артиллерийскую бригаду в качестве «уносного фейерверкера».

В мае Толстой уезжает в Пятигорск, где ле­чит ревматизм. Здесь он заканчивает свое первое произведение и отсылает его в «Современник», подписав только инициалами. Вскоре повесть «Детство» получает лестный отзыв редактора журнала «Современник» Н. А. Некрасова.

Слава о новом литераторе, скрывающемся под буквами «Л. Т.», докатилась до отдаленного угол­ка России — левого фланга Кавказской линии. Вот как рассказывает об этом со слов самого Тол­стого А. Сейрон: Как-то «...отдыхая, усталый, на каменном ложе, между тем как другие играли в карты, он вдруг сквозь сон услышал, как кто-то  вслух прочел в найденной случайно газете следу­ющую заметку: «В литературном мире возбудило всеобщее внимание маленькое произведение, под­писанное «Л. Т.» «Это я, этот Л. Т., — подумал граф, — и это меня радует...» И у него тепло ста­ло на душе от этого первого признания его талан­та — жребий был брошен».

Военная жизнь начинает тяготить писателя, считавшего войну «несправедливым и дурным делом». Он хлопочет об отставке. Его огорчают литературные дела. Цензура изуродовала повесть «Детство» и не пропустила «Набег». Литератур­ная жизнь требовала его присутствия в столице. Однако хлопоты его не скоро увенчались успехом. Еще в декабре 1853 года он пишет: «Вот уже год скоро, как я только о том и думаю, как бы положить в ножны свой меч». Для литературы, впрочем, этот год не пропал даром. Толстой за­канчивает «Записки маркера» и усиленно рабо­тает над «Отрочеством».

Нельзя не рассказать об эпизоде, который про­изошел с Толстым в июне 1853 года, — он сви­детельствует о смелости великого писателя и о его верности товарищескому долгу. Толстой и пятеро его товарищей, в том числе и кунак писателя Садо Мисербиев, возвращались с «оказией» из крепости Воздвиженской в. Гроз­ную. «Оказия» движется медленно, а тут еще ос­тановились на привал. Всадники, ехавшие с ней, решили скорее добраться до Грозной - до нее оставалось каких-нибудь шесть верст.

 
При использовании материалов сайта,
ссылка на groznycity.ru обязательна
Разработано на CMS DJEM
© groznycity.ru