Жители указанных аулов занимались скотоводством и сплавом леса по Сунже и далее по Тереку в Кизляр для продажи на тамошнем рынке. В сороковых годах Грозная вместе с поселением и прилегавшими к ней аулами производила внушительное впечатление: «Крепость Грозная и все четыре аула, приютившиеся под ее стенами... издали казались довольно значительным городом, скорее мусульманским, нежели христианским, благодаря минаретам и пирамидальным тополям, придающим ей довольно живописный вид», — писал один из очевидцев.
Жизнь в крепости была трудной. Тяжело жилось и солдату, служба которого в то время длилась не менее 25 лет, и офицеру. Немало их попадало сюда не по собственной воле, а было сослано правительством, самим царем за «вредные мысли», «за попытку произвести в народе негодование противу начальников и начальства». Многие из них вскоре проникались сочувствием к свободолюбивым горским народам, перенимали их одежду, некоторые обычаи, становились, по меткому определению М. Ю. Лермонтова, «настоящими кавказцами». Однако среди приезжавших на Кавказ, в крепость Грозную, встречались и люди честолюбивые, думавшие только о том, чтобы сделать быструю военную карьеру. Один из них — Н. С. Мартынов — убийца М. Ю. Лермонтова. Он тоже был в Грозной, участвовал вместе с великим поэтом в экспедициях А. В. Галафеева. Но на сражение под Валериком смотрел совсем другими глазами. Написал стихотворение «Герзель-Аул», в котором, подражая М. Ю. Лермонтову, в то же время полемизировал с ним, язвил по поводу его гуманистических идей.
Такие люди не могли быть «настоящими кавказцами». Ограниченные, непомерно самолюбивые, они схватывали лишь внешнюю сторону кавказской жизни. Отдавая дань моде, рядились дорого, но безвкусно. За это их презрительно называли «фазанами». Обманувшись в надеждах на легкую и быструю военную карьеру, не умея занять себя полезным делом, такие вот Мартыновы, живя в крепости, устраивали кутежи, просиживали ночи за азартной карточной игрой. И это даже поощрялось начальством. «Чем можно было заняться в сороковых годах в отряде, в Грозной, в минуты отдыха, когда не было ни театров, ни клубов, ни библиотек, ни даже газет? - пишет Казбек. - При этой обстановке, если уж нужно было отгонять тоску-кручину, то лучше вместе, громко и на славу. Таково было мнение Фрейтага». Отсюда «приличный кутеж в кругу лихих песенников не только не был пороком, но составлял необходимую потребность...»
К чему эта «потребность» приводила, свидетельствуют приказы того же Фрейтага, бывшего в то время начальником левого фланга. В одном из них читаем, что прапорщик Лисовский был найден «в форштадтской чихирне в совершенно нетрезвом виде...» Далее: «Прапорщик Попов заложил арестованному чеченцу помпон и тулью от своего кивера за 20 копеек...». Тут уже и сам Фрейтаг не выдерживает и строго-настрого запрещает «всем грозненским торговцам и офицерам давать взаймы деньги и товары...» офицерам Давыдову и Туманову.
Вот такие прожигатели жизни, становясь «отцами-командирами», беспощадно эксплуатировали солдат. Некоторые солдаты не выдерживали такой жизни, издевательств спесивого барина в мундире — офицера и бежали из частей. Бежать на родину, в Россию, было бессмысленно — все равно там рано или поздно поймали бы и судили как дезертира. И солдаты уходили в горы, к «противнику». Они были уверены, что найдут там доброжелательный прием и приют. И горцы принимали беглецов в свои общества. Около селения Ведено, например, из таких вот беглых солдат образовалась целая слобода. Принимали их горцы потому, что знали: не эти простые русские люди угнетают их и причиняют им зло, а такие, как убийца Лермонтова Мартынов, генералы Греков, Лисанович и вся погрязшая в пьянстве и разврате аристократическая молодежь, не знавшая, чем себя занять «на погибельном Кавказе».
«Теплая Сибирь». В 20—40-е годы XIX века Кавказ, в том числе и крепость Грозная, стал местом ссылки для многих лучших сынов России — декабристов, петрашевцев, писателей, ученых. Александр I называл Кавказ «теплой Сибирью». Участь сосланного на Кавказ была нелегкой. Природа Кавказа, хотя и выглядела величественной и красивой, была сурова. Торы покрывали дремучие леса, на плоскости нередки болота, таившие в себе многочисленные очаги болезней, в особенности малярии, или, как тогда ее называли, лихорадки. Недаром в крепости Грозной всем солдатам и офицерам в обязательном порядке выдавали хину. Между тем до начала 40-х годов XIX века в крепости не было стационарного госпиталя. Больных, а их набиралось всегда порядком, помещали во временный. Хоронили же умерших и погибших в Грозной на месте, занятом ныне стадионом «Динамо». Здесь уже в первые недели существования крепости стали быстро расти могильные холмики с белыми крестами над ними. Кладбище получило название военного, а улица, прилегавшая к нему (ныне имени Стахановцев), стала именоваться Кладбищенской.