- Какого?
- Хусена. Какого же еще? Едва ноги передвигает, а тоже поехал! Пока я младшего искала, этот исчез!
И верно, пока Кайпа бегал вокруг мечети в поисках младшего, не кто иной, как Султан привел Хусену исмаалова коня и он же, Султан, помог больному еще Хусену забраться в седло.
- Хоть бы один из вас был мне опорой, - сокрушенно сказала Кайпа. - Раньше младшенький был со мной. А теперь вот и он, ни слова не говоря, исчезает, будто в землю проваливается...
Хасан не стал больше слушать сетования матери. Кивнул ей на прощание, пришпорил коня и ускакал. Да так быстро, что мать очнуться не успела. Если бы она, бедная, знала, что Султан уже последовал за братьями - ускакал вместе с другими сельчанами на своем старом мерине!
- Помоги мне, о Дяла! - взмолилась Кайпа. - Не знаю, о ком больше тревожиться. Их ведь четверо, а я одна!
Четвертым был сын Хусена - Суламбек...
А во дворе у Соси тем временем стоял крик-шум.
- Не пущу я тебя! - кричал Соси. - Хватит и того, что мы пережили за эти три года! Виданное ли дело, божьей милостью жив остался, так нате вам, опять его потянуло к войне.
- Пусть идет, пусть, - сказала Кабират. - Из уговоров твоих ничего не получается. Другой вон тоже где-то шатается!..
- Да зачем ему идти, ради чего? - развел руками Соси. И вдруг, совсем понизив голос, зашипел, точно змея: - Стоит этому старому Торко-Хаджи взобраться на минарет и прокричать - как все готовы умереть. Ему-то, доживающему последние дни, все од но - погибнуть или остаться живым...
- Я не могу сидеть сложа руки, - твердо сказал Тахир, - когда всему селу угрожает опасность!
Подойдя совсем вплотную к сыну, Соси, словно бы тайну какую сообщая, сказал:
- Да нам эта опасность не угрожает, пойми ты, наконец. А? Понял меня? Деникинцам нужны те, кто за большевиков. Пусть приходят, пусть уничтожат большевиков. И всех, кто идет за ни ми, всех голоштанных и голодных бродяг. Мы не нужны, слышишь ты?
- Нет, он тебя не слышит, - сокрушенно проговорила Кабират.
- Верно, не слышу, - ответил Тахир. - Не слышу и слышать не хочу таких слов. Стыдно мне за тебя, отец! - С этими словами он повернул коня и повел его к воротам.
Через минуту его уже и след простыл.
У своего дома с кем-то разговаривал Гойберд. Из-за утла на иноходце показался Шаип-мулла. Он повернул не туда, куда ехали все, а на центральную улицу села.
- Куда же он? - воскликнул Гойберд. - Все люди-то едут в другую сторону? Эх, если бы у меня был такой конь, я бы ни ми нуты здесь не стоял. И не гадал бы, куда мне ехать. Ускакал бы вслед за своим Мажи! - Гойберд тяжело вздохнул, затем добавил: - А пешком конечно же разве доберешься туда?
Откуда ни возьмись появился Шапшарко. Увидев Шаип-муллу. Он улыбнулся и, щелкнув кривой своей челюстью, как затвором винтовки, прошамкал:
- О Шаип-мулла, ты что же? Люди едут вперед, а ты назад.
- Иди своей дорогой и не болтай, - бросил тот, махнув рукой.
- Ведь твой жай говорит, что все будет так, как предписано Богом. Что же ты боишься?
Шаип-мулла больше ничего не сказал и не обернулся...
Увидев едущего позади себя Тахира, Хасан придержал коня. Как бы там ни было, а они ведь родственники. Тахир нагнал его. И какое-то время они ехали рядом и молчали. Хасан никогда не отличался особой разговорчивостью, а у Тахира после отцовских откровений до того было муторно на душе, что язык будто к нёбу прилип!
Впереди длинной вереницей мчатся всадники. Некоторые из-за тесноты едут по обочине дороги. Только там труднее лошадям: снега, как никогда, много. Но день, к счастью, теплый.
- Похоже, что снова пойдет снег, - заговорил наконец Тахир. взглянув на небо.
- Похоже, что да, - согласился Хасан, - как-никак месяц сне жинки .
- Удивительно еще, что так тепло.
- Вот бы завтра такой день выдался, - продолжал Тахир. По том задумался о чем-то, прищурил глаза и, взглянув вперед, глубоко вздохнул и добавил: - Не одного завтра отвезут на кладбище, а мертвому, в общем-то, все равно, каким будет день и где душа Богу отдана...
- Да... - вздохнул в ответ Хасан.
- Хотя мне, пожалуй, и не все равно. Я бы хотел, чтобы меня похоронили свои люди в своем селе. На войне и на чужбине я всегда думал об этом. И сейчас вот тоже...
- Что ты вдруг за разговор затеял? - недовольно глянул на не го Хасан. - Рано готовишься умирать. Повоевать бы еще надо.
- Умирать-то я не готовлюсь, а что-то неладно на душе. - Он чуть помолчал и добавил: - Ты не думай, что я боюсь смерти. Смерть - это полбеды, если тебя и твой дом уважают люди, твои сельчане. А о себе и о своем доме я этого сказать не могу. Брат, проклятый и Богом и людьми, занимается конокрадством да раз боем, а отец помешался на своем добре, от жадности высох, одни кости остались. Ни тому, ни другому нет дела до забот односельчан. Вот и сейчас, когда я выезжал со двора...
Тахир хотел пожаловаться на отца, но в это время впереди заиграла зурна.
Он удивленно посмотрел туда.
- Что это? Кто играет?
- Вон тот, что едет рядом с Торко-Хаджи, - кивнув вперед, ответил Хасан. - Для поднятия духа людей, верно. Мне, например, достаточно только услыхать выстрелы. А другим зурна вселяет воинственный дух и уверенность...