- Здравствуйте! - обратилась к нему женщина. - Вы, наверное, забыли меня? Я жена Байсагурова.
- Здрасте, здрасте! - обрадовался ей Калой. - Забыли? Нет! Нельзя! Очень помню тебя! Где был? Сапсем парпал! Ми все скучаю.
Вика была тронута такой встречей.
- Меня наконец перевели в вашу дивизию, - начала она, — а сегодня всех облетела весть, что вы отказались идти против Петрограда и возвращаетесь домой... Я так рада! Это такое счастье, что вы не побоялись ослушаться. И так сколько крови! И я решила просить вас взять меня к себе. Вы теперь единственные близкие мне люди... — Она старалась подобрать подходящие слова, чтоб Калой лучше понял ее. - Я стала бояться... На войне ничего... А здесь мужчины не совсем хорошие... В особенности офицеры.
И Калой понял.
- Ничаво больше не боится! - воскликнул он. - И ты не боится и мы не боится! Муха, знаешь? Даже мухамужчин наша луди не пускаем на тебя садиться! Хорошо пришел! Домой пришел. Теперь спайт надо.
Он поднялся в вагон, разбудил с нижних нар всадников, объяснил им, что в полк пришла жить вдова Байсагурова, и те приготовили ей постель, занавесили нары бурками и позвали спать.
Ей было очень неловко, что Калой побеспокоил столько народа. Но он строго сказал:
- Это не старухи. Это все молодой. Они своим друзьям ляжет. А ты здесь ляжет. Это твой дом. Спи.
Всадники растолкали на других нарах товарищей и, потеснив их, улеглись. Калой завернулся в бурку и заснул прямо на траве у полотна дороги.
А Вика, всегда боявшаяся домогательств мужчин, попав в вагон с четырьмя десятками парней, забралась за бурки, сняла с себя верхнее платье, кинулась на грубое ложе из кошмы и соломы и, вытянувшись, за многие дни и ночи впервые забылась глубоким сном.
В эту тихую летнюю ночь по всем направлениям телеграфных проводов во все станции на пути к столице бежала для одних тревожная, для других радостная весть: «В «дикой дивизии» волнения. Туземцы отказываются идти на Петроград!»
Командование Третьего корпуса было ошеломлено этим сообщением. Такой пример не мог воодушевить казачьи части. В них самих под влиянием пропагандистов из Питера началось брожение.
Утром князю Багратиону доложили: полки вперед не продвинулись. Митингуют. Выбирают солдатские комитеты.
Пришли первые отрывочные сведения из Луги, Нарвы, Гатчины, Ямбурга. В них не было ничего утешительного. Встречая сопротивление работников железных дорог, войск, верных Керенскому, революционных организаций городов, корниловские полки увязали в пути, отказывались от участия в мятеже.
И тем не менее эти данные облегчили душу Багратиона. Значит, не он один попал в положение «генерала без армии».
Однако с тех пор, как он приказал полкам ждать его распоряжений и сам получил приказ двигаться вперед, время шло, а он ничего не предпринимал.
В голову настойчиво лезла картина из давно прошедшей юности...
Такое же лето. Он с товарищем по корпусу, сыном помещика, на охоте. В зарослях кустарника они набрели на яму. В ней волк. В глазах его ненависть, ярость и жалкая безнадежность. Выстрел - и, оскалившись, зверь падает. Все кончено... Но глаза волка Багратион запомнил навсегда...
Почему именно сейчас это воспоминание мучило его? Потому ли, что в зеркале на мгновение ему почудились те же глаза?.. Или он вспомнил выстрел... тот выстрел, после которого волк перестал оскаливать зубы?.. Выстрел - и конец...
Его терзало тяжелое раздумье. Как сквозь сон донесся от дверей голос адъютанта:
- Из Петрограда прибыл кавказец. Просит аудиенции.
- Пусть войдет, - машинально ответил князь.
Несмотря на летнее время, вошедший был в шелковистой грузинской бурке до пят и в белой чалме из башлыка. Это был холеный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и красивыми глазами.
- Князь Дадиани, - отрекомендовался он. И после того, как Багратион поздоровался с ним и предложил сесть, заговорил.
- С вашего позволения я сразу приступлю к цели моего визита, -сказал он. - Нелегко было добраться до вас. Но у меня столь ответственное поручение, что я не мог не выполнить его. - Он достал из нагрудного кармана бешмета письмо и подал его князю.
Это было письмо дочери и жены князя. Они умоляли не начинать борьбу против правительства, потому что нынче все на стороне Керенского и он просто погубит себя и семью, если вовремя не остановится.
- Вы знаете содержание этого письма? Как вы его получили?
- Нет, князь. Я не знаю, что в нем написано, — ответил гость, — но я представляю себе, что там должно быть. Мы все, я имею в виду грузин, проживающих в столице, очень беспокоимся за вас, за судьбу многих наших родственников, которые служат с вами. Это письмо от вашей семьи мне достал студент Жгенти, чтобы вы не заподозрили во мне провокатора. Откровенно говоря, я побаивался ехать. «Как бы он меня не расстрелял!» - говорил я друзьям.
Гость подробно рассказал генералу, что делается в Петрограде, как там готовятся к обороне, передал пачку свежих газет, листовок, воззваний разных партий. Все они призывали народ к решительному отпору корниловщине.
Но главная новость была в том, что Корнилов отстранен от должности. Отдан приказ о его аресте. А Верховное главнокомандование с сегодняшнего дня принял на себя Керенский. Начальником штаба при нем генерал Алексеев.