Идеи кавказских произведений Пушкина гениально продолжил М.Ю. Лермонтов. Тему надежды, веры в светлое будущее, характерную для кавказского цикла Пушкина, он облек в новую форму, развил на новых художественных образах горцев (поэмы "Измаил-Бей", "Мцыри", роман "Герой нашего времени" и др.). Прототипами героев названных поэм, по мнению некоторых лермонтоведов, были исторические лица из чеченцев. Эта версия правомерна, ибо сам Лермонтов, например в поэме "Измаил-Бей", говорил о своих тесных связях с чеченцами:
... Старик-чеченец,
Хребтов Казбека бедный уроженец,
Когда меня чрез горы провожал,
Про старину мне повесть рассказал.
О вдохновляющем воздействии Кавказа Михаил Лермонтов так писал Сергею Раевскому: "Если ты поедешь на Кавказ, то это, я уверен, принесет тебе много пользы физически и нравственно: ты вернешься поэтом".
Уяснить характер лермонтовского видения Кавказа и причину его сыновней любви к этому краю, его людям в какой-то мере помогает характеристика внутреннего мира горцев, составленная анонимным автором сразу же после окончания Кавказской войны. В статье "Покорение Кавказа" он писал: "В натуре горцев много ума и чувства, много мужества и силы характера; при известных условиях качества эти должны были, конечно, образовать того хищного, смелого и ловкого горца, каким мы видим и знаем его давно.
Но оторванный от своего мира и воспитанный в мире европейском горец представляет нам человека способного, энергичного, с умом и чувством... Почему так долго держались против нас чеченцы, терпели и голод, и крайнюю нужду, умирали и посылали детей на смерть? Нам кажется, не из одной покорности Шамилю и его проповедникам, не из слепой ненависти к гяурам, не из жажды грабежа, как думают многие, — нет, из желания независимости, по естественному убеждению народа, отстаивающего свою свободу, из чести и славы". Такие качества горцев были понятны и близки М.Ю. Лермонтову — человеку безграничной отваги, поборнику свободы, гордому и непреклонному.
Сам Лермонтов так говорил об установившихся между ним и горцами отношениях: "Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне, там, на Востоке, тайник богатых откровений".
Обращение Пушкина и Лермонтова к жизни и быту горцев, постановка ими вопроса об их праве на свободу и равноправие, о человеческом достоинстве, восхищение их мужеством и духовной культурой - все это было естественным проявлением мировоззрения русских классиков, своеобразным отзвуком их гражданской позиции в крестьянском вопросе в России. В этом они стояли на позициях просветителей.
В некоторых ранних кавказских произведениях Пушкина и Лермонтова ("Кавказский пленник", "Измаил-Бей") мы встречаем яркое описание нравов горцев. В последующих произведениях ("Тазит" Пушкина, "Беглец", "Валерик", "Кавказец" Лермонтова), написанных ими по мере углубления в горскую психику, действительность, наблюдается осмысление реальной жизни героев.
Непреходящее значение кавказских произведений Пушкина и Лермонтова В.Г. Белинский видел, в частности, в объективном изображении горцев людьми "раздольной воли... кипучей жизни и смелых мечтаний... ". Черты такого характера народа импонировали Белинскому, способствовали углублению его размышлений о судьбах России в его знаменитом Письме к Н.В. Гоголю: "... России.,, нужны не проповеди... а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства", — писал он. По убеждению Белинского, это необходимое условие для быстрейшего достижения народом успехов "в цивилизации, просвещении, гуманности". Кавказские произведения Пушкина и Лермонтова служили Белинскому новым импульсом для дальнейшего развития этой темы в его литературно-философских работах.
Пушкин, Лермонтов, Белинский всколыхнули умы. Любовь к Кавказу, глубокий интерес к особенностям жизни горцев нашли свое новое отражение в творчестве Л.Н. Толстого. После гибели Лермонтова и до приезда Л.Н. Толстого в Чечню прошло 10 лет. Это были 1840-е годы, годы нового подъема русской демократической мысли, годы борьбы революционных демократов за освобождение крестьян. Борис Эйхенбаум писал: «Толстой при всем своеобразии своего умственного развития, своих традиций, навыков и положения — все же человек, прошедший через идейную школу 40-х годов и впитавший "дух" этого времени, "сознание этой эпохи"...».
На Кавказ Толстой отправился в поисках смысла жизни, положительного идеала. В Чечню он приехал 30 мая 1851 г. и практически сразу окунулся в самую гущу жизни чеченцев и казаков, завел среди них друзей. Анализ дневника и писем этого периода его жизни (он прожил в Чечне до января 1854 г.) убеждает нас в том, что Толстой постоянно стремился "понять духовный строй местных народов", их нравы и обычаи, вынести собственные впечатления о них.
"Приехал Садо, я ему очень обрадовался", — записывает он в своем дневнике 25 августа 1851 г., т. е. на третий месяц по приезде в Чечню. "Часто он доказывал мне свою преданность, — писал Толстой об этом человеке с Кавказа, - подвергая себя разным опасностям для меня; у них это считается за ничто - это стало привычкой и удовольствием" .