- Нет, - встрепенулся мальчик, - мне не хотелось бы стрелять... при Готе... да еще в комнате... - и, засмеявшись, добавил: - Да и патрона жаль! Другие можно достать, а таких купить негде... А стрелять я умею, ты не думай! Спроси у воти!
- Сними пояс! - строго приказал Калой.
Мажит взглянул на отца, не понимая его тона, но пояс вместе с кинжалом все же снял. Калой надел на его ремень кобуру и велел снова подпоясаться. Потом отдал пистолет.
- Вложи в кобуру и никогда без дела не вынимай! Носи тоже, когда в этом будет нужда. Твой.
Мажит растерянно посматривал на Калоя, на мать, не веря такому счастью. Потом рванулся и припал к отцу.
- Сходи к Иналуку и позови его к нам, - велел отец.
Орци шепнул что-то на ухо Мажиту. Мальчик кивнул головой, побежал, но вернулся и, приложив руку к пистолету, спросил:
- Снять?
- Нет, - сказал Калой. И Мажит скрылся за дверью.
- Не рано ли такой подарок? - покачала головой Дали.
- Он понимает оружие не хуже взрослого. Ему можно доверить, -не без гордости сказал отец. - Горец! Пусть привыкает к оружию. Мало ли что!..
В комнате стало жарко. Открыли дверь. Калой снял бешмет и прилег на нары. Дали подбросила ему под бок подушки.
Он рассказывал про войну, про Петроград, про обман генералов... Орци сидел у него в ногах. Женщины продолжали готовить и слушали, не пропуская ни слова. Сколько нового, невиданного было в том, что он говорил!
Калой почувствовал голод.
Он замолчал, повел носом, улыбнулся:
- Давно не слышал такого!.. Вы бы еще калмыцкого чаю сварили, так я, наверное, в один вечер забыл бы все тяготы войны!
- Это нетрудно, - засмеялась Гота. - Чего-чего, а травы да молока в горах хватает.
Со двора донеслось металлическое позвякивание. Вот звук этот зачастил по лестнице. Калой повернулся к двери.
На пороге стоял человек. Ушанка, шинель нараспашку. Деревянная нога. Лицо, искривленное не то улыбкой, не то гримасой как улыбка...
- Входи! - сказал Калой пришельцу и потянулся за бешметом. Тот
загремел ногой, кинулся к нему, как ребенок, и затрясся в беззвучном рыдании.
- Кто же ты? Я не узнаю... - смущенно спросил Калой.
- Думал... думал и тебя уже не увижу...
- Виты! - воскликнул Калой, узнав наконец его по голосу. - Что же это с тобой?..
Они снова обнялись. Женщины, отвернувшись, закрыли лица платками.
- Да... Вот посмотри... вот и все!.. Рассказывать долго. А слово одно - Сибирь...
Виты сел. Замолчал. Потупился и больше не поднимал глаз. Потом достал кисет, дрожащими, корявыми пальцами скрутил цигарку...
Калой глядел на друга и не видел его. Перед ним встало иное время: далекое, серое небо... Исхлестанная взрывами, истоптанная копытами мокрая земля... Бесчисленные упряжки обезумевших от натуги скачущих лошадей... по ступицы в грязи колеса орудия... Разбросанные по полю, всеми покинутые мертвецы... Вот один из них взмахнул рукой. Конь шарахнулся в сторону. Калой спрыгнул. Солдат лежал вмятый в землю. Живой была в нем только эта рука... Через грудь его проходил глубокий след гаубицы...
Калой вздохнул, посмотрел на Виты, и ему показалось, что он видит на нем этот тяжелый след железного колеса... «Раздавили, раздавили человека...»
Утро наступило тихое, без ветра, без солнца. Туманы немного поднялись, повисли над горами и так и остались, чтобы ночью снова опуститься на землю.
Калой спал. В башне и даже во дворе стояла тишина.
Весть о возвращении полка и Калоя разнеслась по всему аулу и побежала в другие.
Орци, Иналук, Виты встречали людей у ворот, благодарили за пожелание добра и приглашали после полудня на угощение.
- Пусть спит! - понимающе говорили старики. - Нигде не спится так спокойно, как в родной башне. Пусть спит!..
И Калой спал долго, крепко. Несколько раз Дали входила к нему, тихонько присаживалась на постель. Он спросонок приоткрывал глаза и, узнав, что это она, улыбнувшись, засыпал снова.
Вот и теперь он взял ее за руку и опять закрыл глаза. А она так и осталась сидеть, боясь пошевельнуться.
Немного погодя, вошла Гота. Она тихо приблизилась к Дали, обняла ее. И в это время Дали ощутила на своей щеке легкий толчок чьей-то жизни, бившейся под сердцем у Готы. Они понимающе улыбнулись друг другу, и Гота прошептала:
- Будет и у вас! Обязательно будет!
Калой проснулся поздно. Когда он вышел в общую комнату, Мажит, сидевший под дверями, вскочил. Он не отходил от отца, предупреждал все его желания, поливал, когда тот умывался, подавал одежду, прислуживал во время еды.
Когда мальчик зачем-то вышел, Дали сказала:
- Он очень серьезный. Но теперь, кажется, и вовсе решил стать взрослым.
За день в горы приехало много всадников полка - эгиаульцы, гойтемировцы, цоринцы.
А к Калою, как к самому старшему из них, гости шли группами я в одиночку. Их заводили в башню, кормили. Они желали роду-племени Турса и Гарака благополучия, полной чаши и выходили во двор, чтобы посидеть, послушать Калоя. Освободившись от домашних забот, сюда собрались и женщины аула.
К вечеру похолодало. Орци велел Мажиту с подростками разложить посреди двора костер. Вскоре высокое пламя озарило людей, строения, башню. Горцы сидели и стояли вокруг огня, слушая Калоя.