Подъезжая к городу, Калой вспомнил Петроград. Каким маленьким казался после него родной Владикавказ! А ведь совсем недавно он поражал его своими размерами. Вспомнил он и Илью, и Веру. Они провожали его до самого Царского Села. Вера дала сверток с гостинцами для сына, Илья - карточку Ленина, свой адрес, пачку керенок. Калой спрятал в бешмет фотографию, а от денег попытался отказаться. Но Илья и слушать не захотел. Прощаясь, Вера и Илья просили передать привет женщинам, обещали собраться в гости. А перед самым отходом поезда Калой высунулся из окна и доверительно сказал Илье:
- Когда увидишь Ленина, скажи ему: он обязательно должен приехать к нам. Мы хотим его видеть. И вы приезжайте вместе с ним. А еще скажи: если что понадобится, он всегда найдет меня на месте!
Вспомнил Калой сейчас Кирова, Илью, Веру и подумал: «Верно говорят, что не все мусульмане обязательно попадут в рай и не всем христианам гореть в аду!»
Размышления Калоя прервала Вика. Она стала рядом. Молчаливая, печальная. Заметив это, Калой заговорил:
- Скоро мама увидишь! Ох, как он буду рад!
- Его село... - сказала Вика, взглядом показывая на далекий аул. Это был аул Байсагурова. Калой понимал, что тоска теперь с новой
силой завладеет ею. Не будет больше полка, не будет работы, в которой она, стараясь облегчить страдания людей, забывала о себе, о своем горе. Слезы бежали по ее щекам, она утирала их и тихо говорила:
- Конечно, не всегда он был прав и не всегда правильно поступал... Но он был хороший... Хороший... И я готова была ему все простить... Сколько я хлопотала, чтобы скорее попасть к вам... Может, ничего и не случилось бы... А пока пришло разрешение... - подбородок у Вики задрожал. Чтобы не разрыдаться она прикусила губу. - А как мама его любила!.. Она ничего не знает...
Вика говорила, а село Байсагурова уходило назад, как ушла и осталась позади вся ее жизнь с ним.
Калой глядел на Вику и не знал, что делать. Первый раз в жизни он должен был утешать русскую женщину. А что ей скажешь? На своих можно прикрикнуть, объяснить, что покойнику от слез близкого очень тяжело. А эта не поверит. У них другие обычаи.
- Плакать нельзя. Ты молодой. Время мало - много идет, другой человек придет... Хороших человек не один. Се будет хорошо!..
Вика улыбнулась, покачала головой.
- Нет, Калой, для меня больше никто не придет! Хороших людей много. Но такого нет. А другого мне не надо.
- Нельзя так говорить! - почти закричал Калой. - Тебе дети нет. Лет мало. Это наша, горски дурной закон: муж помер - жена дома са-дис. Ваш закон другой.
- Обидно говоришь! - сказала Вика, с укором посмотрев на него. - Разве могут быть у мужа и жены разные законы? Или он был не такой горец, как все вы?
Калой давно уже знал, как Вика любит Солтагири. Но он не думал, что ее мысли подойдут так близко к их суровым понятиям о жизни.
- Или он недостоин, чтоб жена уважала его память? - продолжала Вика взволнованно. - Я никому не буду этого рассказывать, потому что меня мои люди не поймут, а ваши - не поверят... Но ты-то его всадник и старший друг, человек, который видел его последний час, ты, который ко мне отнесся, как отец, ты должен знать, - Вика закрыла глаза, - жена Байсагурова никогда в жизни не будет уже ничьей женой!..
Поезд подходил к станции, Калой передал всадникам разговор с Викой.
- Такая сделает все! - выразил один из них общее мнение. Они верили ей и любили за то, что ей можно было верить.
Калой окликнул Вику. Она оторвалась от окна. Тридцать горцев, сгрудившись в середине теплушки, смотрели на нее. Она читала в их глазах сочувствие и уважение к себе.
- Ты сказала тяжелый слово, - обратился к ней Калой. - Сейчас мы все пойдем разный сторона. Но все эти мужчины - твой братья. Ты забрал наша сердце. Пиши аул, фамилий всех! Чаво надо - все будем делать! Не скучай. Это Бог дело. Сегодня он, завтра нам время... Каждом человек - свой время!
Вика слушала эту бесхитростную мудрость простых людей, завидовала им. И все же ей с ними было легче. Она исполнила их просьбу, записала адреса.
Всадники первой сотни проводили Вику до дому, тепло простились с ней и обещали не забывать.
Когда они скрылись за углом, Вика по-особому дернула за ручку звонка и услышала, как где-то в комнатах вскрикнула мать...
Вот в передней зашуршали ее шлепанцы, открылась дверь...
Вика вошла... Солдатский мешок вывалился из рук... Мать схватила ее за голову, все поняла... и прижала к сухонькой груди.
- Ласточка ты моя!.. От судьбы никуда... никуда...
Имущество Ингушского полка вместе с кассой и знаменем было перевезено в арендованный для этого дом купца Симонова, на углу Краснорядской, казармы определены за городом, на винокуренном заводе. А пока всадники, тепло распрощавшись, разделились на две партии и поехали по домам. Одни в сторону плоскостных аулов на Мочко-Юрт, Назрань, Экажево, Галашки, другие в горы - в сторону Длинной Долины.
Царя давно уже не было. А горную и плоскостную Ингушетию по-прежнему разделяла линия казачьих станиц - живое подтверждение того, что в жизни угнетенных народов ничего не изменилось.