Чаборз взмахнул рукой, и отряд тотчас подскакал к башне. Но вокруг приезжих уже собрался почти весь аул. Люди с тревогой слушали эту перебранку. Дали, следившая из глубины двора за Калоем, увидев казаков, с воплем кинулась к мужу. И, споткнувшись о колоду, упала. К ней подбежали соседки, подняли, отнесли в дом.
- Кто посмеет шагнуть во двор, - сказал Калой, - пусть считает себя покойником!
Не поняв этих слов, офицер направил было на него лошадь, а казаки вскинули карабины, но переводчик удержал офицера, а двор Калоя до отказа наполнился народом.
- Чаборз! Ты занимаешься не тем, чем нужно! - закричал Иналук. И, обратившись к переводчику, сказал: - Переведи начальнику, пусть он уезжает. Мы никого не трогали. А если он, как и Чаборз, жалеет, что мы не сдохли с голоду, так мы не побоимся умереть сейчас в борьбе с вами, но Калоя тронуть не дадим! Чего вы хотите? Что вам от него надо? Чаборз клевещет на него, потому что боится. Они со своим отцом погубили отца Калоя, мать и дядю его с женой! Русский офицер не знает этого и пусть не лезет в наши дела! Скажи!
Толпа негодующе шумела.
Переводчик поняв, чем может кончиться вся эта заваруха, быстро переводил речь Иналука, стараясь охладить пыл своего господина. Да тот, видно, и сам понял, что здесь можно хватить беды, и готов был ретироваться.
Пригрозив Калою посчитаться с ним за наглость и посулив прислать отряд на постой, он удалился. Горцы с ненавистью смотрели им вслед.
В полдень, когда отряд выехал в низину реки Арам-хи, Чаборз повернул обратно. Он получил от начальника срочное задание: подать на Калоя рапорт и установить за ним негласную слежку для того, чтобы при первом подходящем случае арестовать его и выслать в Сибирь как смутьяна, имеющего непомерное влияние в горах.
Размышляя об этом, Чаборз ехал, бросив поводья.
Тропинка то поднималась вверх и шла по-над пропастью, то сползала к реке и вилась меж кустов дикой розы. Настроение у Чаборза было скверное. Должность старшины приносила ему много хлопот, ставила в зависимость от начальства, заставляла следить за людьми, писать доносы. А это рано или поздно могло кончиться плохо. Он знал, что ингуши не считались с тем, что человека арестовывала власть. Не дай Бог, умрет такой в тюрьме или в Сибири, родственники погибшего тут же объявят кровную месть доносчику или тому, по чьей вине погибший был арестован! Вот и с Калоем может случиться так. Да черт с ним! Чаборз готов заплатить Эги двенадцатью коровами, лишь бы убрать наглеца, который с самого детства стоит на его пути! Он вспомнил игры, в которых Калой побеждал его, драку на поле, подозрения по поводу странной смерти Гойтемира, раздачу стада, изгнание родителей Зору... Он даже стал ревновать жену... И это наполнило его ядом еще большей ненависти. «Но откуда, откуда у Калоя такие огромные деньги? - с жадностью думал Чаборз, снова возвращаясь в мыслях к событиям этого дня. - Конечно, он грабит, - решил старшина. - И на этом рано или поздно я его, негодяя, поймаю! Двух старшин в горах не будет!..»
Тропинка вступила в лес и пошла ровно, огибая склон горы, густо поросшей стройной молодой сосной.
За одним из поворотов широко расставленные глаза Чаборза уставились в одну точку. Его тело пронзил смертельный холод ужаса. Он перестал дышать, оцепенел, не в силах взять повода...
Лошадь остановилась, уткнувшись грудью в дерево, перегородившее тропу. Мгновение казалось Чаборзу вечностью, а черная точка направленного ему в лицо ствола револьвера со взведенным курком - немигающим глазом смерти... «Вот... Вот сейчас конец...» - Мелькнула мысль. Но Калой не стрелял. Он приблизился к Чаборзу, вынул из его кобуры револьвер и продолжал смотреть на него в упор. Страх в душе старшины уступил место тупому безразличию. Он ощутил во всем теле вялость, на лбу капли пота.
- Что ты смотришь? - сказал он голосом, который ему самому показался чужим и далеким.
- Любуюсь. Сейчас ты перестанешь быть... - донеслось до его слуха.
- Почему? — выдавил из себя Чаборз.
- Ты убийца...
- Чей убийца?
- Моего ребенка...
У Чаборза мелькнула страшная мысль: «Сумасшедший... О чем говорить с безумным? Случайное, бессмысленное движение его пальца - и конец...» И все-таки в оставшееся до смерти мгновение он решил хоть чудом предотвратить ее.
- Калой, я не убивал твоего ребенка! Ты ошибся! - сказал он как можно спокойнее. - Да у тебя, кажется, и нет еще детей... - Самообладание медленно возвращалось к нему. — Отведи револьвер в сторону... Ты нечаянно можешь выстрелить...
- Нечаянного выстрела не будет. Я ждал... тебя... Ты привел ко мне казаков. Ты напугал женщину. Она упала, и ты убил в ней дитя.... На тебе кровь...
Нет, Калой не был сумасшедшим. Теперь все ясно. Чаборз понял все. Теперь можно было говорить, спасать себя, оправдываться, доказывать. Какое счастье! Здоровый человек мог выслушать его... Только не медлить! Надо обезоружить в нем ярость отца...
Чаборз в знак смирения слез с коня.
- Если это правда, я виноват. Хотя никто не мог знать, что она ждет ребенка, и я не приводил к тебе отряда. Есть и помимо меня люди, которые доказывают начальству... Но сегодня так получилось... Что бы я ни говорил - я виноват... И я готов искупить вину... Убийство без намерения - нечаянное убийство... За это не берут кровь. Не лишают человека жизни... Ведь ты не раб, ты эзди, ты знаешь законы гор... - Чаборз лихорадочно вспоминал, на чем люди мирятся в подобных случаях. - Хочешь, я отдам тебе сына?.. - Нет, так я готов признать любой суд адата!.. Что мне говорить? Виноват...