Перед рассветом коротко вздремнул и Калой. В пещере едва заметно посветлело. И как ни жаль ему было будить певицу солнцу, он должен был сделать это, чтобы на священной горе народ в последний раз услышал ее хвалу небесному светилу.
- Просыпайся! — сказал он.
А Дали, забыв, где она и кто ее будит, потянулась, забросила за голову руки и, вздохнув, заснула опять.
- Дали, пора возвращаться! — сказал он немного громче и осторожно коснулся ее руки.
Она вздрогнула, вскочила и, накинув на плечи шаль, отдала ему черкеску.
- Одень на себя. Холодно, — сказал он. И они вышли из пещеры.
Только небо, чуть побледневшее с одной стороны, говорило о том, что близится рассвет.
- Видела сон? - спросил он ее перед тем, как начать спускаться.
- Ага...
- Плохой или хороший?
- Это растолкует Эльмурза, - ответила Дали. - Приятный сон... Не хотелось просыпаться... А ты что видел?
- Тебя, - сказал Калой и подал ей руку. - Пошли. «Какая теплая у него рука!»
Путь обратно был легче и короче. Когда подходили к лесу, стало светать. Взглянув на себя, Дали сняла его черкеску.
- Зачем снимаешь?
- Не могу же я быть, как пугало! И мне даже жарко! - сказала она, приложив руку к щеке.
- Иди вперед! - предложил Калой. - Так полагается. Никто не должен идти перед Малхаазой.
Он на ходу надел черкеску. Не прошли они и сотни шагов, как Калой испуганно крикнул:
- Медведь!
Дали шарахнулась за дерево. Там, куда показывал Калой, в кустах лежал притаившийся зверь. Калой громко рассмеялся.
- Иди, трусиха! Это же пенек!
Еще в одном месте он показал ей «зайца», потом огромного «орла», который навис над тропой. И все это были причудливые творения природы - пеньки, сучки и деревья, очень напоминавшие птиц и животных. Но Дали уже не боялась. Она только удивлялась, как он замечает все это.
Дали легко бежала по тропинке. Шаль сползла с головы на плечи. Калой шел за ней, не отставая, и любовался ею. Глядя со стороны, можно было подумать, что они играют в догонялки.
При выходе из леса стояли солнечные могильники и старое покинутое поселение.
Дали приостановилась, чтобы надеть курхарс и сложить шаль.
- Как ласточки! Везде ютились наши предки! - с грустью сказала она. - Какое счастье они могли видеть здесь?
- А те, что живут в Назрани, на плоскости, считают нас несчастными... - отозвался Калой. - Конечно, нелегкая здесь была жизнь, да и у нас она нелегкая. Но счастье, наверно, было и тут, как оно бывает у нас... Я бы сегодняшнюю ночь у орлиных гнезд не променял ни на какие блага равнин... И разве прав будет тот, кто через сто лет, проходя мимо моего камня, пожалеет меня за то, что я здесь жил?
Дали молчала.
- Как ты думаешь?..
- Я думаю... - она взглянула на него почти сурово. - Да отдалят боги то время, когда люди смогут увидеть этот камень... - И, повернувшись, Дали пошла.
- Переходи вправо! - сказал Калой. - У пещер сейчас уже никого нет. Нам надо выходить прямо на вершину.
Новая тропинка через некоторое время вывела их на гребень горы. Справа, внизу, алел бескрайний горизонт, а далеко-далеко впереди виднелись древние молельни и около них - народ.
Дали пошла быстрее.
Многие паломники еще с вечера, не останавливаясь у пещер, шли прямо на вершину горы. В большинстве это были бездетные женщины. В сумерках они подходили к Кобыл-кера, преклонив колена, показывали ему обнаженную грудь, просили дать им младенца и ложились спать в кругу костров.
Эльмурза поднялся на гору с первыми проблесками света.
Он не знал, успеют ли до восхода вернуться Дали и Калой, и это тревожило его.
Конечно, он проведет моление и без них. Но уж очень хорошо получалось, когда Дали песней встречала солнце.
Посмотрев вниз на тропу, он увидел на ней только запоздалых паломников. Ни Калоя, ни Дали не было. А солнце вот-вот могло засиять над горизонтом. Потеряв надежду, Эльмурза расставил замкнутым треугольником двенадцать мужчин и, заняв место впереди них, стал лицом на восток в ожидании солнца. Обнажив головы, позади них стоял народ.
Если б кто-нибудь в это время оглянулся, он увидел бы, как не снизу, с тропы, а прямо по хребту быстро спускались к поляне Калой и Дали.
Когда они приблизились, Дали замедлила шаг, перевела дыхание. Щеки ее залил румянец. Глаза сияли.
- Дай мне! - сказал Калой, забирая у нее шаль. - Ты должна 6ыть свободна.
Дали взглянула на него с благодарностью, улыбнулась. В этих глазах, в этой улыбке были все ее чувства. И вдруг ему показалось, что народ собрался сюда не из-за солнца, не в честь божьеликой Тушоли, а ради нее, что это ее праздник.
- Ты божьеликая! Ты! - вырвалось у него.
- Да простят нам боги! - в ужасе вскрикнула Дали.
- Они не простили бы мне, если б я не сказал тебе этого!
Дали в замешательстве отвернулась. А в это время из-за тонкой полоски золотых облаков появилось солнце. Люди замерли, обратив к светилу лица. И вдруг в тишине, откуда-то сверху, к ним донесся знакомый голос:
- Ма-а-а!.. Ал-ха-ма-а-а! — пела Дали. Все повернулись к ней.
Только ты, недоступное, вечное,
Согреваешь и землю и души людей!
Ниспошли благодать нам свою бесконечную!
Нас, рабов божества твоего, пожалей!..