- Ступай!
- Не уйду, - ответил Калой тихо.
Родственник Гойтемира, у которого он выбил сито, направился было к нему, но Калой отбежал в сторону и поднял камень. И снова Гойтемир остановил своего человека, а остальным дал знак сеять.
Когда зерно было разбросано, двоюродный брат Гойтемира встал за соху, другой повел быков. Черной извилистой лентой побежала первая борозда.
Калой кинулся вперед, выхватил у погонщика повод и дернул быков в сторону. Мужчина поймал его и, обращаясь к Гойтемиру, с возмущением спросил:
- Долго мы будем позволять этому щенку издеваться?
- Отпусти-ка, - ответил Гойтемир, и в его голосе послышалась угроза.
- Чаборз! - обратился он к сыну, у которого давно глаза горели от злости, да только он не смел при отце затеять драку. - Помоги ему уйти домой!
Чаборз кинулся вперед, и, схватившись, мальчишки покатились по земле. Лицо головастого Чаборза налилось кровью. Калой, наоборот, был бледен.
Взрослые широким кольцом окружили их.
Мальчишки вскочили и стали избивать друг друга кулаками. Изловчившись, Чаборз схватил Калоя за горло. А тот запустил ему пальцы за щеку. И снова они покатились по земле.
- Здорово! - воскликнул Гойтемир, словно сам участвовал в драке.
Калой начал сдавать, и Чаборз, оседлав его, обрушил на него град ударов.
- Стой! - закричал ему Гойтемир.
Но Чаборз ничего не слышал. Он видел только кровь, которая капала с него на Калоя, и хотел во что бы то ни стало сквитаться.
Наконец их разняли. Чаборз задыхался от ярости. Калой пошатывался, но не уходил.
Снова быки поволокли соху. И снова Калой кинулся на них. Он укусил руку горцу, который преградил ему путь, и опять потянул быков в сторону. Мужчина вскрикнул, словно его оса ужалила, взмахнул палкой... Испуганные быки рванулсь, свалили Калоя, пошли через него. Еще миг - и лемех распорол бы ему живот, но человек выдернул соху из земли, и она пронеслась над Калоем, едва задев за рубаху.
Калой поднялся. Он стоял бессмысленно поводя вокруг глазами. Сознание вернулось к нему не сразу. Он отошел, сплюнул землю с кровью и посмотрел на растерявшихся мужчин, как смотрел Турс - одним глазом. Второй заплыл от удара.
Показав на землю, что лежала перед ним, он внятно сказал:
- Я не сын своего отца, если вы будете есть этот хлеб.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и, прихрамывая, пошел за своими быками.
Он уже был далеко внизу, когда люди Гойтемира да и сам старшина пришли в себя и переглянулись.
Гойтемир похлопал сына по плечу:
- Молодец! Не зря у тебя такое имя - Чаборз! Одолел ты его!..
- Одолел — это да. Но не победил! — в раздумье отозвался двоюродный брат старшины.
Гойтемир мысленно согласился с ним и, посмотрев на сына, подумал: «А ведь мы с тобой так и не избавились от Турса...»
Поймав быков, Калой повел их к аулу. Переходя через ручей, умылся. В аул не стал заходить, а стороной направился на свою пашню.
- Воти! - закричал он издали.
Гарак вышел на мостик между боевой и жилой башней. Утреннее солнце слепило его.
- Я иду на наши терраски! Жду тебя!
И Гарак почувствовал, как ему опостылела тяжба с Гойтемиром. Ему захотелось скорее послушаться сына, перенести на свою пашню зерно и соху и начать пахать, как и все. Пахать дотемна, до изнеможения! Ведь народ давно уже на полях. В воздухе перекличкой весенних птиц неслись с разных сторон возгласы пахарей, погонявших упряжки:
- Н-н-о-о! Фьють, но!
И его землица ждала его к себе...
Когда к полудню Гарак перенес зерно и соху, он нашел Калоя спящим под стройной сосной на скале Сеска-Солсы.
Мальчик давно знал, что это дерево посадили когда-то руки его родного отца. Он любил это дерево, любил это место. Оно было для него святым. Но никто не знал, что он каждый раз, когда его что-нибудь волновало, приходил сюда и поверял дереву, как человеку, свои детские печали.
Гарак не удержался от восклицания, когда увидел лицо Калоя все в ссадинах и синяках. Он пытался узнать, кто его изувечил. Но Калой сказал, что быки столкнули его с обрыва. И сколько отец ни добивался, так он больше ничего и не сказал ему.
Когда, поработав допоздна, усталые, они возвращались домой, Гарак увидел поле своих предков. Оно чернело свежими пластами перевернутой земли.
- Победили нас! - с горечью сказал он, вспоминая все, что случилось утром.
- Нет, - отозвался Калой. - Не победили...
К концу пахоты в дом Гарака пришла большая радость: Докки родила сына. Правда, за это она чуть не поплатилась жизнью. Но в конце концов стоило и помучиться для того, чтоб забытое всеми счастье снова вошло в эти каменные стены. Снова разносился голос Гарака, веселый смех Калоя звенел во дворе, и, слушая их, мать улыбалась сыну, смотрела ему в глаза и тихо говорила:
- Это все ты, ты шумишь у нас, ты...
Думая о ребенке, Гарак не находил себе места. Он то улыбался без причины, то мрачнел, боясь, как бы злые духи не повредили ему. И, поразмыслив, он решил, что с богами нельзя ссориться. А так как он еще не решил, кто из них могущественнее и добрее, то принес в жертву Аллаху барана, а горским богам - козла. И потому в один и тот же вечер в доме у него читал Коран Хасан-мулла, а на горе жрец Конахальг просил для его сына покровительства у великого бога скал Ерда.