Идущий1 Сб мар 05, 2022 15:57
Из книги Эли Визель - Ночь. Рассвет. Несчастный случай
«Счастливчик, - подумал я. - Он хоть плакать может.
Если человек заплакал, то он знает, что когда-нибудь перестанет плакать».
Человек ненавидит своею врага, потому что он ненавидит свою ненависть.
Он говорит себе: «Этот тип - мой враг, он заставил меня ненавидеть. Я ненавижу его не за то, что он мой враг и не за то, что он ненавидит меня, а за то, что он заставляет меня ненавидеть».
- Джон Доусон сделал меня убийцей, - сказал я себе. - Он сделал меня убийцей Джона Доусона и заслуживает моей ненависти. Если бы не он, я бы все равно мог стать убийцей, но я бы не был убийцей Джона Доусона.
Да, я спустился в подвал чтобы дать пищу моей ненависти. Казалось, что это несложно. Армии и правительства там, наверху, отлично умеют вызывать ненависть. С помощью речей, кинофильмов и прочей пропаганды создается образ врага, в котором он предстает воплощением зла, символом страданий, извечным источником жестокости и несправедливости. «Способ абсолютно надежен», - подумал я, готовясь использовать его против моей жертвы.
Я попытался. «Все враги одинаковы, - подумал я. - Каждый из них отвечает за преступления, совершенные остальными. У них разные лица, но одинаковые руки, руки, которые отрезают моим друзьям языки и пальцы».
(хотите знать кто такой Джон Доусон - прочитайте книгу)
Он настойчиво объяснял мне, что всякий вопрос обладает смыслом, не содержащимся в ответе.
«Человек поднимается к Богу, задавая Ему вопросы», — любил он повторять. «Это и есть истинный диалог. Человек спрашивает Бога, а Бог отвечает. Но мы не понимаем Его ответов. Потому что они приходят из глубины души, и там они до самой смерти.
Ты найдешь правильные ответы, Элиэзер, только в самом себе».
Я спросил его: «Моше, а почему ты молишься?»
«Я молюсь Богу внутри себя, чтобы он дал мне силы задавать правильные вопросы».
- Взгляни, как открывается небо, - сказал я.
Она запрокинула голову и посмотрела в вышину. Именно в этот миг небо начало открываться. Сначала медленно, словно сметенные невидимым ветром, звезды уходили в сторону от зенита, одна вправо, другая влево, пока посреди небес не образовалось пустое пространство; ослепительно синее, оно постепенно приобретало глубину и очертания.
Пока мы шли, я рассказал ей легенду о том, почему открывается небо. Когда я был маленьким, старый учитель говорил мне, что иногда по ночам небо открывается, чтобы пропустить молитвы несчастных детей.
Одной такой ночью мальчик, у которого умирал отец, сказал Богу: «Боже, я еще слишком мал и не умею молиться. Но прошу Тебя, исцели моего больного отца».
Господь выполнил его просьбу, но сам мальчик превратился в молитву и был взят на небо.
Учитель говорил, что с тех пор Господь временами является нам в обличье ребенка.
- Вот почему я люблю смотреть в небеса именно в этот момент, — сказал я Катрин. - Я надеюсь увидеть ребенка.
Но ты сама видела - там ничего нет. Ребенок был только в сказке.
Тогда, впервые за весь вечер, Катрин заговорила.
- Бедный мальчик! - воскликнула она, - бедный мальчик!
- Куда ведет страдание? - нервно спросила Катлин. - Разве не к святости?
- Нет! - заорал я.
- Те, кто утверждают это - лжепророки, - сказал я.
Я едва сдерживался, чтобы не закричать, не перебудить весь дом, а также мертвых, которые ждали снаружи, среди снежных вихрей.
- Страдание выставляет напоказ самое низкое, самое подлое, что есть в человеке, - продолжал я. - В страдании существует грань, переступив которую, ты становишься скотиной: ты продаешь свою душу - и хуже того, души своих товарищей - за кусок хлеба, за каплю тепла, за минуту забвения, за сон. Святыми становятся те, кто умирает раньше. Остальные, пережившие свою судьбу, не осмеливаются больше глядеть на себя в зеркало, они боятся увидеть свою внутреннюю суть: чудовище, издевающееся над несчастными женщинами и мертвыми святыми.
Поначалу я с трудом привыкал к мысли о том, что я жив. Я считал себя мертвым. Я не мог есть, читать, плакать: я представлял себя мертвым. Я думал, что я мертв, и мне только снится, что я жив. Я знал, что я больше не существую, что мое истинное Я осталось там, что мое нынешнее «Я» не имеет ничего общего с тем другим, настоящим. Я походил на сброшенную змеиную кожу.
…понял бы трагическую судьбу уцелевших, тех, кто вернулся, живых мертвецов (вернувшихся из фашистского концлагеря). Нужно присмотреться к ним внимательнее. Их внешность сбивает с толку, они обманщики. Они выглядят так же, как окружающие. Они едят, смеются, любят. Они жаждут славы, денег, любви. Совсем, как другие люди. Но это неправда, они притворяются, иногда сами того не подозревая. Человек, который видел то, что видели они, не может быть таким, как другие. Он не может смеяться, любить, молиться, торговаться, страдать, развлекаться и забывать… Совсем, как другие люди.
Нужно присмотреться к ним внимательнее, когда они проходят мимо невинно выглядящей дымовой трубы или подносят ко рту кусок хлеба. Что-то в них наводит дрожь и заставляет опускать глаза. Эти люди — калеки, они сохранили ноги и глаза, но утратили волю и вкус к жизни. То, что они видели, раньше или позже даст о себе знать. И тогда мир ужаснется и не осмелится смотреть этим искалеченным душам в глаза.
"Невозможно вцепиться в "чудное мгновенье", чтобы его удержать."