Моя поездка в ГРОЗНЫЙ!

[Инна-я]

(окончание)
День последний на пути к отчему дому.
Закончился мой короткий привал перед восхождением на туманные вершины прошлых лет, где минувшие детство и юность нашли последнее пристанище, удалившись от мирской суеты и шума, сознательно избрав путь безмолвного отшельничества… Сижу у костра своих мыслей, лижущего горячими языками пламени мои обнаженные чувства, и, терзаемая предчувствием надвигающихся событий, чувствую, как щупальца отчаянного страха сжимаются на моей шее зловещей удавкой. Мужество покинуло меня в последние минуты перед встречей с местами, где жизнь лепила из меня человека разумного и откуда тянется кровавым следом боль и сожаление о моих безжалостно обрубленных корнях…
Сижу в полном молчании, погруженная в темноту холодной бесчувственности отравленного сердца. Знаю, что этой тьмы нет. Есть лишь нежелание стремиться к свету искренности проявления своих чувств, освещающему все – плохое и хорошее, истинное и ложное, грязное и чистое, и огрубевшие органы, искажающие действительность и не способные воспринимать очевидные вещи. Я создаю ее сама и мне некого винить в подстрекательстве. Причин этому много, не в том дело – оправданы они или нет, а в том, что, взвесив в очередной раз все «за» и «против», я сознательно погружаюсь в сумеречный ступор, в котором все гораздо проще и предсказумее – в нем есть тысяча и одна лазейка уйти от ответственности за себя и свои слабости. Почему я культивирую в себе это приобретенное качество – уходить из света? Все очень просто – чтобы дать себе передышку в местах его отсутствия, погружаясь в отрешенность от внешнего мира и добровольное затворничество. Это – мой способ выжить, мой сиюминутный выбор, на который я пытаюсь влиять стремлением к логической завершенности и мудрости.
Ослепляться светом первобытных чувств – все равно, что выходить на сцену многотысячного зала под яркие софиты и, не боясь показаться смешной, глупой, бездарной выскочкой, говорить то, что ты чувствуешь и чему веришь, а не то, что хочет услышать зал или то, что тебя поднимет над ним (или спасет от возможного провала и позора). Это значит – быть абсолютно незащищенной перед асфальто-закаточной машиной социума, прессующей нас в удобные формы самосознания, которыми потом можно манипулировать, не отвечая за последствия этих сомнительных экспериментов.
Звучит удручающе, однако при всей своей поглощенности чужими ноу-хау в попытках наделить причинно-следственными связями свои мысли и поступки, я все же дистанцируюсь от желания обойти острые углы, стараясь называть вещи своими именами, хотя это и не всегда мне на руку. Увы, я застряла в прошлом, не все это хотят принять, считая меня духовным инвалидом, не способным адаптироваться в настоящем и не умеющем мыслить рационально. Я не обижаюсь, в какой-то степени они правы – противостоять давлению чувств на разум я не научилась, потому и утопаю в их омуте. Пытаюсь править себя без грубого насилия, избегая внутреннего противостояния, ибо ненавижу фальшь. Я устала от искусственности в своей жизни, устала все взвешивать: мысли, желания, будущее, отношения, цели... Закручивать гайки не получается - нарочное сдерживание себя внутри напротив способствует тому, что шлюзы прорывает с удвоенной силой...
А потому я вернулась. Вопреки здравым рассуждениям о том, что меня никто здесь не ждет, не имея четкого объяснения – для чего и почему. Возвращение тропой памяти к своему прошлому – единственная цель, завуалированная несколькими сопутствующими, ради которой я приехала в город своего детства. Все, что я видела и слышала до момента главной встречи с местами, где жила долгие годы – было затянувшейся прелюдией, второстепенными звеньями проходящей в суете жизни, лестницей, по которой я поднималась к вершинам тайных надежд на лучшее будущее, ждущее впереди – в конце дороги, уходящей за горизонт, прямой и широкой, как гладь моря перед рассветом. Казалось, придет время – я непременно загляну за недосягаемый горизонт, вернувшись к своим истокам, и сниму, наконец, с души камень беспрестанной тоски об их потере.
Я проделала этот путь в полном смятении мыслей и сердца, и, достигнув границы, за которой уже виднелся порог родного дома, вдруг почувствовала страшную усталость и страх потерять самообладание и выдержку на последних метрах пути, связывая разорванные нити прошлого и настоящего крепким узлом…
Ни остановиться, ни вернуться назад не было уже никакой возможности. Даже если бы я упала на полпути в полном изнеможении физических сил, я бы дважды воскресла и на коленях поползла к отчему дому, зубами вгрызаясь в черную землю, хранящую в своих недрах тайники моей нескудеющей памяти. Я знала, что однажды приду сюда и, коснувшись ладонями теплой земли, замру в тупом оцепенении истерзанной души посреди хаоса несущихся времен и событий, и останусь здесь навсегда, не имея сил сойти с места коленопреклонения разбитого вдребезги сердца. Знала и другое: в конце пути – выжженная пустыня, ибо судьба лишила меня возможности вернуться к могиле родного дома, чтобы тайком обронить на ней свою скупую слезу. Только я не хотела этому верить, надеясь, что смогу отыскать хотя бы камни на стертом с лица земли географическом острове под названием «отчий дом».
Мои первые воспоминания о малой родине - смутные и расплывчатые, как обрывки немого кино, неумело смонтированные неизвестным режиссером, рисуют в памяти бесконечно длинную ленту разбитого временем и оползнями асфальта, затерянную в зарослях акаций, сирени и зеленых стрел камыша, стелющегося в широком овраге. Эту «долгую дорогу в дюнах» я помню с самого раннего возраста с того самого момента, когда образ маленькой девчонки озаряется во мне смутными проблесками детских воспоминаний. Сколько мне тогда было? Два? Три? Не важно. Не важно где и когда жизнь поставила меня на ноги и, шлепнув по мягкому месту, дала возможность сделать первые неуверенные шаги. Важно лишь то, что спустя долгие годы изнуряющей сердце тоски по родным местам и страха никогда не пройтись по ним в реальной жизни, я выиграла сомнительный спор с судьбой, положив ее на обе лопатки.
День «икс» настал. Я иду на свидание с прошлым, имея в душе жуткую усталость от бесконечности ожидания его трепетных минут и полнейший раздрай в опустевшем сердце. Идти физически тяжело. Я знаю ту дорогу до мельчайших трещин, каждый поворот знаком, каждое дерево, ей – тысяча лет. Оставив однажды на ней свой скользящий след, сегодня, спустя годы я возвращаюсь к ее замысловатым изгибам снова. Может быть, мне тоже тысяча лет, как этим горам, облакам и шальному ветру, бесцеремонно толкающему меня в спину. Может быть… Возраст – такая субъективная вещь, которая много что оправдывает, но мало что объясняет. Истоптанную моими ногами вдоль и поперек, узкую ленту серого асфальта теперь почти не видно в зарослях травы, асфальт растрескался, прошитый насквозь зелеными стрелами новой жизни, лет через 10 она исчезнет совсем и никто даже не подумает, что здесь когда-то кипела жизнь. Природа залечит свои шрамы годами забвения и тишины.
Поднимаемся вверх в молчании. Слова излишни. Они все портят, ибо я не готова к их энергетическим атакам. Я – как выжатый лимон, в голове – лишь ветер шумит, выстуживая эмоции своими холодными порывами и вынуждая прятать их в себе, как в морской раковине - сомневаюсь, что кто-то сможет их понять. Это никому не нужно. Вокруг – ни души. И – абсолютная тишина. Зловещая, мертвая, пугающая… В голове крутятся строки из песни Муцураева «Сержень-Юрт… здесь птицы не поют в лесу…» Птиц, действительно, не слышно. Может быть, они тоже пугаются этого жуткого молчания природы, которое нарушается лишь осторожно-вкрадчивыми шагами моих ног и шелестом молодой травы, гнущейся под натиском ветра? О чем она молчит? Какие тайны надежно хранит в своих тайниках? Мне этого не узнать, а кто знает – тот не расскажет… Да и что это изменит во мне, кроме того, что усилит злобу к тем, кто снес с лица земли целый поселок… Целый пласт истории – ничего не значимый для огромного мира, но бесценный для моей души. Трагедия его смерти прошла мимо меня, ранив сердце горячей болью об уничтоженных домах и улицах, Хатынь спалили без меня, но слез о сгинувших в страшной мясорубке от этого не меньше. Земля, встававшая на дыбы и погребшая под собой меня, незримо бродящую приведением по знакомым улицам, не откроет своих страшных тайн, хороня их во мраке своих глубин. А люди, нашедшие здесь смерть – будут вечно бередить памятью о себе незаживающие раны сердца. Не дай Бог кому-либо идти с этими горькими учителями по жизни, потому что они безжалостны и неумолимы. Они не внемлют голосу разума, ослепляя нас взрывами физической и душевной боли, и рассуждения о мужестве и мудрости не способны переубедить их доводами вечных истин когда гибнут близкие люди.
Слава Богу - Он не ожесточил мое сердце, Он дает мне право ошибаться и самой находить и исправлять свои ошибки, терпеливо выжидая и давая мне шанс понять очень важное в жизни – прошлое имеет на нас такое влияние, какое мы ему позволяем иметь. Поэтому каждый из нас сам выбирает что хранить в своем сердце – убитых или живых, сгоревшие в пожаре войны дома и улицы или уцелевшие ему назло...
Поднимаюсь знакомым маршрутом, сохраняя в сердце увиденное и складывая его аккуратными стопочками в кладовых памяти. Складывать почти нечего. Поднявшись на вершину горы, где когда-то находился мой поселок и, увидев своими глазами жуткую картину абсолютной победы природы над человеком, мне хочется только одно – выть. Раненым зверем на бледную, холодную луну, уносясь вместе с этим воем в бездну Вселенной… Ни единой зацепки. Ни единого уцелевшего клочка прошлого, перед которым можно преклонить свои колени и помолчать в скорбном онемении. Камня на камне не осталось. Пусто. Холодно. Страшно. Голая земля, покрытая пышной зеленью и смотрящая мимо меня в бездонную высь, не признает меня, не откликается на мой отчаянный вопль безутешной тоски… Она меня уже не знает - перелопаченная взрывами, исковерканная и низвергнутая в небытие, не залечившая кровавых ран и не желающая делиться спрятанной ото всех болью… Как и я. У нас с ней общее горе, но мы не можем им поделиться друг с другом – раны еще кровоточат. Я стою посреди этой пустыни Гоби, выжженной войной на теле Чечни, и чувствую, что умираю со своим поселком второй раз. Падаю в бездонную пропасть с недосягаемой высоты и, разбившись вдребезги, разлетаюсь по Вселенной на миллион микроскопических частиц, теряясь в необъятных просторах космоса, в надежде, что ни одна частичка не столкнется с другой никогда и ни при каких обстоятельствах и в горячем желании раствориться в забвении, спалив сердце до тла и развеяв его прах по ветру… Чтобы болеть было нечему.
Боль пульсирует в голове нехваткой кислорода. Задыхаясь от отчаянья, чувствую себя рыбой, выброшенной на берег… Лихорадочное безумство чувств и эмоций сотрясает каждую клетку на протяжении нескончаемой череды мгновений, растянутых во времени до бесконечности. Кровь, закипающая в жилах, прожигает изнутри, разливаясь по телу кипящим оловом. Сумасшедшая пляска хаоса в сознании сжимает мысли и волю в стальных тисках, застилая от меня весь мир пеленой невыплаканного горя… Жуткое состояние раздавленности, растерзанности, распятости… Чувствую себя комком оголенных нервов; плотью, с которой только что сняли кожу и бросили на корм хищникам… Если бы чувства имели физическое давление на мое бренное тело, я бы просто рухнула посреди зарослей диких трав, не находя в себе ни сил, ни желания подняться… Но хвала Богу, они заперты внутри меня озверевшим чудовищем и его жестокой расправы надо мной не увидит никто.
Безучастно хожу взад и вперед, пытаясь найти хоть что-нибудь, что можно было увезти с собой на память об отчем доме, сгинувшем во мрак небытия, но не нахожу ничего, кроме гильз, рассыпанных щедрыми россыпями по израненной земле. К ним прикасаться не хочу. Они, как занозы сердца - такие же ржавые и старые. Начинив их новенькими патронами, я бы расстреляла всех, кто стирал с лица земли мой дом, отмывая в проклятой войны свои интересы, и рука бы моя не дрогнула. Это - страшные слова, чтобы произнести их сердцем мне понадобились годы душевных мучений, пожирающих меня заживо и поездка на пепелище детства и юности, которая разорвала меня атомной бомбой на электроны и атомы. Я – дающая жизнь, готова отнять ее у бесчувственных извергов, которым и дела то никакого нет до меня и моей поломанной жизни. Стоя посреди своего несуществующего поселка, мне не было стыдно за эти жестокие мысли и желания! Не знаю – возможно ли нормальному человеку понять их, не ужасаясь и не впадая в осуждение, не буду оправдываться и объясняться – боюсь, не смогу… Бывают минуты, когда человеку никто не может помочь – рождается сам, и умирает сам. Может, это недостойно верующего человека – иметь в сердце подобные желания, я на то Богу отвечу, когда Он взыщет. А люди… Кто поймет, кто осудит, кто мимо сердца пропустит… Слава Богу – Он вразумил меня, я перестала бояться быть непонятной другим, мишенью для чужих стрел.
Я стараюсь облечь свои поступки и желания в светлые одежды разумности и адекватности. Кто всегда поступает так – честь тому и хвала. Значит, он - достойное творение своего Творца. У меня не всегда хватает сил подняться над собой, быть выше бренного и я пишу об этом, стыдясь и радуясь одновременно. Я радуюсь тому, что у меня хватает мужества признаваться в желаниях, которые не прибавляют плюсов моей личности, несмотря на их мотивированность, радуюсь, что научилась брать ответственность за свой выбор и признавать право на чужой. Одних горе озлобляет, других – делает мудрее, третьи – уходят, давая живущим пищу для размышлений ума и сердца. Мы сами виноваты в своих бедах и неверии, ропща на Бога - Он, дескать, попустил... Бог нас только любит, и ничего больше. Он любит каждого из нас настолько, что позволяет делать личный выбор на протяжении всей жизни, Он нам дает право выбора всегда и везде. И каждый использует это право по своему усмотрению.
Я ухожу. Мои бастионы оставлены без боя, умереть за них мне бы все равно не дали, ибо мое имя не упомянуто в священных заветах вайнахов, передаваемых от отца к сыну из поколения в поколение. Я не сопричастна их надеждам на будущую свободу, ждущую великой наградой в конце пути, усыпанного человеческими костями. Понимаю – святое чувство праведного гнева к тем, кто приходит в твой дом с оружием в руках заочно оправдано для любого, кто хоть немного дорожит своей родиной. Кому оно не знакомо – радуйтесь гладкости ваших жизненных дорог, а кто жил и живет с этим чувством в сердце – скорблю о вас, ибо это чувство, как заряженный автомат в неумелых руках – способно уничтожить вокруг множество неповинных жизней. Скорблю о том, что не могу разделить это чувство с вами, встав в одну шеренгу ревнителей седых преданий – нет цели, есть лишь безмерная, искренняя и неугасимая любовь к родине, для которой моя жизнь – стезя отмщения. Таких, как я – много. Нам никто не ведет счет, мы брошены живым семенем в сухую землю, но новая жизнь из него не возродится, ибо мы – прах, имеющий цену лишь в глазах Бога.
Никто не сможет убедить меня в том, что я на этой земле – враг и оккупант. И никто не отнимет у меня право любить свою родину так же самозабвенно и бескорыстно, как те, кто отдал за нее свои жизни. Только смерть. Я многого не понимаю. И многие вещи меня морально убивают, предписывая не вникать в древность бытующих преданий. Не вникаю. Просто лечу оторванным осенним листком, гонимая злым ветром и радуюсь, что хотя бы таким способом могу избежать тления, уготованного мне судьбой…

Наклоняясь, беру горсть земли. Горсть родины. Книжные герои идут за нее на смерть, жертвуют своими близкими, ради нее отрекаются и несут на своих плечах тяжелейшие испытания. Земля на ладони, которая рассыпается в сжатом кулаке комками и разлетается при первом же порыве ветра – и больше ничего. Прах повседневной суеты, пыль с бескрайних просторов, осевшая на крохотном клочке земли, зацепившись за высохшие стебли горных трав, осколки чужих жизней, скрупулезно собранные временем и рассыпавшиеся сейчас на моей ладони небрежной россыпью…
Не однажды я вспомню эти минуты своей жизни – простые черно-белые фотографии прошлого, которые я буду хранить, как символы своей собачьей преданности и верности к этим затерянным в пространстве и времени местам, где я родилась и встала на ноги, этим ярким вспышкам обыкновенного человеческого счастья, которым я в свое время не придавала значения и которые я не могу, да и не хочу отпустить из своего сердца.
Всему свое время, и моему осознанию безвозвратности прошедшего – тоже.
Пройдут долгие годы нафаршированной разными событиями жизни, судьба щедрой рукой одарит меня пинками и подзатыльниками, вколачивая свою суровую науку в мою бедовую голову, исчезнут из нее одни люди и появятся другие, колесо фортуны, накручивая вхолостую стремительные обороты, отсчитывающие в бешенном ритме часы и минуты, отпущенные мне свыше, разлетится на мелкие кусочки… Ничто не вечно под луной.
Я покорилась воле свыше, Богу виднее как распорядиться моей судьбой – подвергнуть ее бесконечным испытаниям или даровать покой… Я живу и думаю, как умею, а что вне понимания – вверяю в руки Божьи, молясь только об одном – прожить свою жизнь с немеркнущим образом родины и лечь в ее землю на исходе дней.
Кто хочет быть свободным – будьте ими, кому жизнь не мила без чувства мести – утолите вашу жажду, чтобы присоединиться к первым, а кто не умеет жить и дышать без воздуха родины – взывайте к Богу, ибо другого способа жить не осталось.

[Инна-я]

Если кого-то обидела своими словами и эмоциями, простите великодушно. Я - человек мирный, чувство агрессии мне не свойственно. Написала, как могла, не судите строго.

[барин]

Инна-я,спасибо Вам огромное за столь проникновенное повествование.

[Милки]

Я тебя понимаю, я так хочу домой. ТАМ КЛАССНО!!! Хотя, я и всего навсего токо год назад уехала из Грозного. Жду не дождусь августа, чтобы вновь побывать на родной земле...

[Севастьянова]

Привет всем Грозненцам. Как же хочется домой. Хоть тут держат муж и двое детей, но я б с удовольствием съездила, вспомнила всё. к сожаленью память сейчас забивают сцены войны, но все ж есть что то, то как было раньше, старый Грозный, милый, добрый, красивый. Да теперь он другой, новый, может даже незнакомый, но как же хочется вспомнить всё!!!!!

[Севастьянова]

не могу читать то что пишет Инна, слезы застилают глаза,я просто рыдаю, нет брошу все и съезжу в родной до боли родной город. Дошла до описания кинотеатра, Господи, туда нас детьми водили с 11 школы на просмотры мультиков и дестких фильмов. Не знаю смогу ли прочесть дальше. Тяжело.

[Милки]

не могу читать то что пишет Инна, слезы застилают глаза,я просто рыдаю, нет брошу все и съезжу в родной до боли родной город. Дошла до описания кинотеатра, Господи, туда нас детьми водили с 11 школы на просмотры мультиков и дестких фильмов. Не знаю смогу ли прочесть дальше. Тяжело.

а я только смутно помню кинотеатр, помню только как мама с папой нас с братом по всему Грозному водили... на фотках старый Грозный и мы, все такие счастливые... а щас нет ни старого Грозного, ни моего брата, да и мамка с папой старенькие... ТЯЖЕЛО!!!!

[Farafonov]

Да уж, Инн, твои чувства понятны и не понятны одновременно. Слишком высокопарно для меня? Пожалуй, но так это, наверное, потому что я многое пытаюсь упростить, замкнуть в рамки логики, мне так проще. Безусловно, трудно оценить до конца чужую боль и тоску,радость и печаль, потери и обретения, выплеснутые в словах. Особенно, не видя человека, ни разу не общаясь вживую.

Да, и о каких обидах может идти речь? Человек вскрыл свою рану, не многим это дано, я, наверное, не смогу, это так глубоко запрятано, что надо просто взорвать сознание изнутри. Зачем? Моя Родина в моих снах и на старых фотографиях, в воспоминаниях моих одноклассников и друзей с улицы. Не хочу рвать душу за то, что потеряно! Она (душа) и так пошматована достаточно.

Ведь как обидно, что я не могу показать своему ребёнку цирк, в который я ходил, детский сад, школу, дома её дедушек и бабушек, в которых я рос, мои дома. Как сжимается всё внутри, когда моя дочь с детской непосредственностью говорит (видя на экране моего компа фотки Города, моё общение о нём): "Папа, а чё там в твоём Грозном? Всё же развалено!" Типа, о чём можно говорить? А что скажешь? Действительно развалено и не только здания.

Я постарался за эти годы предельно дистанцировать себя от Родины. Она там, я здесь. Конечно, дистанция эта размыта порой, поэтому я на этом форуме и мой комп забит фотографиями Города, на мобильном у меня мелодией вызова Лезгинка, а дома огромный подбор кавказской музыки, но.. Как раз поэтому, Инн, к тебе и огромное уважение, что ты нашла смелость в себе вскрыть эту рану, вернуться туда, я так понимаю, совсем не заличив её, а ещё больше разворошив. И поэтому же жаль тебя. Ведь возникает вопрос: и что дальше?

[Kalinovec]

Дальше? Жизнь продолжается!

[Инна-я]

И поэтому же жаль тебя. Ведь возникает вопрос: и что дальше?

Жаль меня? Это - самое худшее, что ты можешь мне предложить, Серега! Не надо меня жалеть, я к этому не приучена и никогда не позволяю проявлять к себе подобные чувства. Я - человек Кавказа, (уж извините за слоган), жалость для меня - подобна удару ножа в спину.
Что дальше? Я скажу. Только это будет очень субъективный взгляд на будущее.
Моя поездка не только повернула меня лицом к моему прошлому, но и заставила задуматься о вещах очень важных для меня. Говорят, Бог отнимает у нас то, что мы любим больше Него, ведь Он – ревнитель. Была на Виртуале одна темка – «какими бы мы стали, если бы не война…» (если ошибаюсь в названии – сорри). Интересные версии… Скажу про себя – не отдам ни крохи из того, через что пришлось пройти. Потому что это – мой путь к Богу. Тернистый и кровавый.
Сокрыта тайна вечной испокон
Добра и зла предписанная мера,
Начало и конец судьбы – закон –
Лишь два пути: безбожье или вера…
Искать причину случившегося со мной пробовала, честно признаюсь. До сих пор некоторые события в моей судьбе принять не могу – бунтую, спорю… А ведь именно они все перевернули во мне, обнажив скрытую многолетней суетой внутриличностную суть. Они тайное сделали явным, стремления превратили в устоявшиеся убеждения, и остановили в сердце вечный маятник сомнения… Это дорогого стоит, хотя о цене таких вещей судить трудно – позади руины. Лукавить не буду – «жить проще» уже не смогу, не потому что натура такая, а потому, что некий смысл обретен в пройденном пути.
Дорогу осилит идущий – однажды сказала себе… Поэтому Альви прав – буду жить дальше. С чем? Ради чего? Это уже другой вопрос, у каждого свои ценности, на которые он ориентирует свой жизненный корабль. Я уверена - каждый грозненец несет в себе отметину родины, каждый помечен ею, нравится ему это или нет. Поэтому нам трудно жить вдали от нее. Каждый приспосабливается как может, как умеет… Каждый решает сам – как и что дальше? Да, ничего нельзя вернуть, и относится к этому, может быть, надо со смирением – было да прошло, впереди другие горизонты. Вопрос в другом – стоит ли, всматриваясь в новые дали, оглядываться назад? Ведь упасть можно, споткнувшись… Не затопчут ли идущие следом? На то ответа нет.
Мне дороги старые ремиксы – в тонусе держат. Не дают нюх потерять на пути к вечным ценностям, подменяемым стремлением жить про запас, изощряясь в изысканности. Каждый из нас так жил хоть раз, я – не исключение. И только ноющие раны напоминают – бегу по замкнутому кругу. Что будет дальше – не знаю. Конец один – предстояние перед Богом, а потому важность имеет лишь отпущенное время и багаж, с которым окажемся у вечных врат. Все остальное – варианты самообольщения и самооправдания.
Что имеем - не храним, потерявши - плачем. Разве разбереженные раны не стоят осознания этого?

[Gala]

Инна-я
Это относится и к твоему очерку, и к ответу Серёже!
Farafonov
Инна-я
Инна правильно сказала: дальше жить. Ты сумела повернуться лицом к своей боли и скорби, и пропустить через себя уже в новом понимании, что пережила всё это для чего-то. Ведь ни события с нами случающиеся, ни люди с которыми мы знакомимся или расстаемся, всё не просто так. Мы сами притягиваем и отталкиваем.
Мои родители уже пережили отечественную войну, но им пришлось пережить ещё и эту, по крайней мере начало, мы увезли их летом 95г. Мне лично не пришлось всё это узнать и увидеть, но знаешь Серёжа, легче не на много...
Извините, что сумбурно и может не к месту, но не смогла не написать

[Докучаев Игорь]

Давно не был на этом сайте..... Дела, заботы, текучка, работа......
А прочитал рассказ Инны-я (да не рассказ это-крик души) и снова все всплывает. Только не на чувственном уровне как у Инны, а на зрительном. Шестнадцать лет живу на Украине и не чувствую здесь себя своим. Я был Грозненцем и останусь навсегда.

А Инне огромный поклон.

[betarsolt]

Дальше? Жизнь продолжается!

Да! Да! Жизнь продолжается! Мне весьма импонирует твой здоровый оптимизьм.
Например, смотреть каждое утро в зеркало и видеть содранный скальп, одну глазницу пустую, все лицо обожжено, нет рук (или ног), два рубца на сердце после второго инфаркта да еще какой-нибудь застарелый кровоточащий геморрой (можно добавить еще туберкулез последней стадии с жесточайшим артритом), и думать «Канэшна! Жить дальше! Ура! Ура!» И весело улыбаться при этом как Калина на твоей картинке.
Во всяком случае, примерно таким я много лет вижу СВОЙ город, выходя каждое утро на улицу. Да, сейчас он, конечно, примазан, напудрен и т.д. Но всё это производит впечатление грима и протезов, наложенных на вышеописанную картинку. И давайте все-таки честно признаемся: «ГОРОДА БОЛЬШЕ НЕТ, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ». И перестанем, наконец, лицемерить друг другу, да и самим себе. Т.е. уже есть и будут новые помпезные здания, плитка на тротуарах, елки, но не ТОТ город. Лично я порой часа 2-3 настраиваюсь по утрам, чтобы выйти на улицу. Причем речь, собственно даже не о домах, улицах и т.п., а, прежде всего, о людях (ежли вообще можно так назвать некоторых из них). Как-то приехал ко мне в гости друг, к-рый не был дома с января 95-го, и первое что он мне прокричал при встрече: «Откуда все эти рожи?!» А его не назовешь особо впечатлительным…
Взять с жестокой похмелюги и укуриться в усмерть, вместо того чтобы принять что-нибудь «лекарственное» по принципу «клин-клином», а потом еще посмотреть какой-нибудь мазохистский фильмец типа «Каматозников» (Джулия Робертс и др.) или «Вечного сияния страсти» (Джим Керри) – сила! Так вот, выйти порой утром на улицу бывает намного сложнее. Т.е. пока доходишь до работы (7-10 мин.) настроение уже ниже нуля… Ну, и канэшна, бухаешь – а куда деваться. Только это тоже палка о двух концах. В итоге приходится себя тормозить, чтобы по буху самому не завалить какого-либо урода (за которого потом его старики спросят как за золотого – надежду всего тейпа и т.д.), или самому не попасть под раздачу и не сдохнуть по глупости от пули не меньшего козла…
Вот и сейчас, ежли б не напился, не стал бы писать (ударение на последний слог) весь этот бред…
Именно «жить дальше». Вот, например, один мой знакомый потерял мать в ноябре 1999 г., и сам получил шесть осколков. Ну, помните тот случай на границе и Ингушетией, когда колонну беженцев обстреляли ракетами с самолетов. Он все карабкался к ней (матери) из кювета, куда его стащили люди, а они ему не давали, зная, что та уже мертва. Сам еле выжил. И ничего – сейчас живет, крутится, вертится, и даже улыбается иногда. Видимо у него очень крепкая психика. Да и деваться ему некуда – четверо маленьких детей.
А вот его мяхч (троюродный брат) никак не хочет жить дальше, т.е. в себя придти не может с тех пор. И всего-навсего из-за какой-то мелочи: жене его беременной, видите ли, голову начисто снесло осколком у него на глазах в той же колонне. Вот же гад! Подумаешь большое дело! Они и прожили-то вместе не больше полугода. Живи дальше, радуйся и не парься, панимаш! А он, сволочь, ни в какую! Ну что ты будешь делать…
Или вот одна женщина потеряла за две войны 8 (ВОСЕМЬ! – т.е. всех) сыновей. И живет себе (если это так можно назвать). «На всё воля Всевышнего» - говорит. Дочка-то у неё все же осталась, панимаш. А другая всего одного сына по частям собрала, и не пережила. Видать вера в ней была слишком слаба (или сердце). Там и кусков-то было всего ничего - фрагмент позвоночника, да часть головы: шел он утром на работу (прорабом работал) и надо ж было оказаться в ненужное время в ненужном месте. Ну, его после пыток и убиения (а может и без убиения) и скинули в какой-то подвал, а потом еще неск. гранат Ф1 туда бросили для пущей острастки. Подумаешь, эка невидаль…
Да мало ли еще таких примеров. Вот только не хотят, панимаш, некоторые несознательные граждане-товарищи дальше жить, и всё тут! Мрут, как мухи. И ведь многие вроде и молодые, и здоровые (с виду), ан нет! Лег спать – и не проснулся. С чего бы это?
Иные, канэшна, на всю катушку стараются: левых компенсаций себе наоформили, чужих квартир позахватили, подделав документы, судятся потом с хозяевами (или просто выкидывают из жилищь) и т.п. – и все это с невиданным энтузиазмом! Вот это жисть! А другие все прозябают да мыкаются по чужим хатам, не умея ни просить, ни лизнуть кому надо, ни прогнуться где нужно, глупцы! И еще позволяют себе скорбеть о ком-то (чем-то)!
Да уж, как говорил тов. Саахов: «Неправильно мы еще воспитываем нашу молодежь».
И вообще, не обращайте внимания. Просто давно не напивался, вот и понесло…
Жизнь прекрасна!
Только порой не можешь понять: то ли ты сам сошел с ума, то ли все вокруг. Ведь я вижу глаза не только тех, кто остался здесь, но и тех, кто почти не видел этих войн воочию, да только это мало им помогло. Пусть они глубоко прячут свои чувства и мысли. Пусть пыжатся от сознания собственной «респектабельности» и изображают безучастность к судьбе своего народа. Я вижу их глаза! Как впрочем, и свои собственные. И во всех этих (и уехавших и оставшихся) глазах смертная тоска. Наверное, кроме всего прочего и тоска по ТОМУ ГОРОДУ, которого уже никогда не будет, как бы там ни гнусавили молодые гурончики: «Город будет краше прежнего»…

И еще, Докучаев Игорь, ну не может быть поклон огромным (пардон), а только низким (или там легким, или очень низким)...

Инна-я
А тебе еще раз спасибо за всё!

Карочи, как приговаривал вприпрыжку Женя Лукашин: «Надо меньше пить»! Блин завтре пожалею, что нагородил...

[Магомед]

ГОРОДА БОЛЬШЕ НЕТ, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ». И перестанем, наконец, лицемерить друг другу,

«Город будет краше прежнего»…

Того города, который мы любили нет и не будет, потому что нет ( многих нет в живых) тех людей, которые делали этот город таким.

[Саныч]

betarsolt а как Вы думаете, возвращаться насовсем можно?

[Инна-я]

Ну, что ж... Ты хоть выпить можешь, betarsolt. Как мне с этим жить, не скажешь?
Меня 13 лет мучают сны о доме. И не уходят, гады!!! И дышать не дают. И хочется одного - попасть под чью-нибудь горячую руку, чтоб не мучится... Тоже пожалею, что горожу. но! это - АБСОЛЮТНО искренне.

возвращаться насовсем можно?

- Сереж, как вам живется, скажи честно? - спрашиваю старого знакомого, из тех, кто помнит меня еще босоногой девчонкой. Мы встретились случайно, и разговор, заставший нас на бегу, врасплох, остановил мои мысли, вытягивая наружу наболевшее.
- Я все пережил. Голод, холод, бомбежки, зачистки, бепредел, страх... Мне терять нечего. Я тут родился, тут и умру.
Я поняла - этот человек может тут жить. Может, потому что все отмеренное принял в лицо. Не поворачиваясь спиной ни к кому.
(вставка в любое место "Возвращения в Грозный")

Хорошая песна есть у Муцураева. "Соломон" называется.
"... И истина у притчи такова:
Коль срок исписан, то спасенья нету,
Не деться нам от смерти никуда -
Кто от нее бежит - бежит навстречу..."
Я ушла. Бросила. Захотела жить. Не верила. Боялась. Не видела.
Куда дальше? Не дело о конце молиться. Значит, одену черные очки, возьму трость слепого и пойду наощупь. Выйду - хорошо. Нет - еще лучше.
А что еще мне остается делать?
Что?
Надоело стараться. Устала высматривать свет в конце тоннеля. Может это фары автомобиля, несущегося мне навстречу? Значит, Господь согласился со мной...

[betarsolt]

Саныч, ну ты спросил! Вопрос из разряда тех, что был в "Адъютанте его превосходительства". Помнишь, как капитан Кольцов приходит домой, раздевается и мальчик Юра его спрашивает: "Павел Андреевич, вы шпион?"...
Ну, ежли хотса адреналину, да побольше, то приезжай насовсем, но лучше сначала просто на разведку. И обязательно прочитай рассказ Джерома Джерома про человека, который никому не давал советов...

Инна-я! Вот только давай без суицидальных настроений. Ты нам еще нужна! И, думаю, не только нам... А свой свет в конце тоннеля каждый словит, когда его срок придет. Вон, в "Фаталисте" Миши Лермонте пацан себе в голову выстрелил - осечка, и в ту же ночь его казак пьяный зарубил. Так шта.... Жаль, что не встретились дома - в Грозном...
[/list]

[Kalinovec]

Инна-я


Жизнь продолжается.
Чем больше Всевышний любит человека, тем больше он его испытывает. Любая боль, пережевание-очищение...

Я думаю, что Мы(даст Бог) встретимся!

betarsolt


Салам Алейкум!

Как жизнь?

[Farafonov]

Farafonov пишет:
Дальше? Жизнь продолжается!

Вот дела! Чужие слова мне приписали! Я понял, что ошибочка вышла .
Но уж коли пошёл такой разговор…
betarsolt, Если заметишь, то, к сожалению, мои посты совсем оптимизмом не блещут. Мои ощущения происходящего-произошедшего похожи на твои. Но вот только я далеко от Города, а ты, получается, во всём этом и со всем этим живёшь. И я себе не представляю в сколько раз это тяжелее, знаю только, что очень во много раз! И ты на 500% прав, когда говоришь, что «ГОРОДА БОЛЬШЕ НЕТ, И НИКОГДА НЕ БУДЕТ».

Избита фраза, что город – это не камни, это люди. Да, город – это живой организм! И в какой-то момент люди-кровь ушли с этих улиц-вен нашего Города. И их терзали и рвали на части, а то, что осталось от этих вен, заполнилось людьми-сукровицей. И, к сожалению, остатки старого организма растворяются в этой сукровице, и им не вернуть такой жалкой кучкой былую «группу крови». Так что пути назад нет! И Городу не возродить его ментальную, астральную сущность.

Инна-я, Инн, вот betarsolt я понял, вот и об этом я, в том числе, тебе говорил. Всё предельно ясно, хоть и больно, может, это просто мужская логика. Тебя же, ты извини, я не понимаю в этом вопросе до конца. Особенно выводы, к которым ты приходишь в результате. Эта непостижимая тяга к смерти! Ты чувствуешь, что ты избежала её, уехав из Города? Что тебе было предначертано остаться там? Поэтому, приезжая в Город, ты пытаешься запрыгнуть в тот самый вагон предначертанной судьбы?

Не знаю, Инн, мне тоже снится 16 лет Город. Но это ТОТ город, хотя порой во сне и в ТОМ городе почему-то стреляют. Но он не пьёт из меня жизнь. У тебя же (может, мне, конечно, кажется) как будто присосался кто-то всеми лапами-клещнями-присосками и тянет энергию. Неужели стОит этот призрак былого таких душевных терзаний? Или ты думаешь понять себя, придти к пониманию замыслов Творца через страдания?

Ты пишешь про своего знакомого: «- Я все пережил. Голод, холод, бомбежки, зачистки, бепредел, страх... Мне терять нечего. Я тут родился, тут и умру.
Я поняла - этот человек может тут жить. Может, потому что все отмеренное принял в лицо. Не поворачиваясь спиной ни к кому».

Инн, один маленький вопрос: у него была возможность куда-то выехать? Если была, а он не поехал, то это одно, а если не было – то другое. Не верю я в героичность людей, это противоречит самой природе человека!

Ты говоришь, что не надо тебя жалеть! Инн, почему? Моя Родина не учила меня жалеть (думаю, Земляки со мной согласятся). И если уж говоришь, что жалеешь, то это значит - боль этого человека попытался пронести через себя. А чаще ведь не очень-то и хочется хотя бы попытаться понять другого человека.

[betarsolt]

Farafonov, постарайся просто не умничать, а задуматься. И возможно всё встанет на свои места. Лично я к тебе ваще не апелировал...

Kalinovec, ва алейкум. Жизнь по-прежнему...

Кажется я уже рассказывал эту историю на ГВ.
Сидели мы у меня в конторе, пили пиво, много, очень много. Хасаныч (зав. каф. ГНИ) предложил пойти пить водку в самое гуронское заведение - желтая кафешка-караоке. Пошли. Он крикнул - тока один пузырь. Ага, шаз! Я всегда тем и отличался, что мой дядя (ненщич) обалдевал, откуда я достаю очередной пузырь. Карочи выпили 3 (три). Решили замутить караоке. Я выбрал "Hey Jude" Битлов из каталога. Она идеть 7 (семь) минут. Хасаныч седой полностью, почти лысый, старый толстый мужик, Эту пестню знал наизусть, и ему не нужно было смотерть в экран. Карочи, начал несмело, но потом разошелся. А там-то припев идеть в основном - где-то 3/4 пестни. И вот мы с Алексом и Мусом как присоединились! Гуроны охренели. Т.е. самые что ни на есть махровые гуроны - в камуфляже, с оружьем и т.д. А им-то надо как-то реагировать. А тут они не знают - как! В итоге, когда мы закончили, один спросил: "Это был Майкл Джексон?" Мы ответили: "Да! Майкл Джексон!" Но ежли б вы, господа, видели, как мы втроём, склонившись над Хасанычем орали в микрофон: "Да-да-да-да-да-да, хей джуд!"...

[Farafonov]

Farafonov, постарайся просто не умничать, а задуматься. И возможно всё встанет на свои места. Лично я к тебе ваще не апелировал...

Не, ну нормально пообщались! А кто тут умничает? Я высказал своё мнение и ощущения и уж, тем более, не собирался ни к кому аппелировать лично - в чём-то согласился, в чём-то нет.

[Kalinovec]

Что-то Бетарсолт злой...

[medeja]

betarsolt
привет)
ты прав, как всегда,впрочем)

за все время моих приездов , я ни разу не была ,
ни у своей школы, ни у центрального корпуса универа,
ни на улице бабушкиной ,на которой выросла,потому что хочу оставить это таким ,каким запомнила , а не в том "прекрасном" окружении ,которое сейчас там)
приезжаю увидеть свою маму, друзей ,что там остались,
неприятно,но кроме них, ничто там чувства родины у меня не вызывает.

[Farafonov]

medeja, привет, красавица! Ты всё молодеешь? Белоцерковской звонила? Или уже по приезду в Питер?
Да, на Одноклассниках получил твоё письмо. Спасибо за предупреждение!

[betarsolt]

Farafonov, чтой-то я вчера совсем плохой был. Не бери в голову. Злой был, как заметил Kalinovec. Просто я теперь злой перманентно.
А насчет того, что город пьет жизнь - это ты верно сказал. Действительно в какой то мере так оно и есть, а я до сих пор не отдавал себе в этом отчет. Раньше он наооборт питал жизненными силами, а сегодня тянет их обратно, наверное потому, что сам весь изранен. И по поводу героизма оставшихся ты тоже правильно отметил. Лично я не то что отсюда, а вообще из этой прекрасной страны с 88-го года рвался, последние же лет 13-14 и подавно. Но видимо кому-то очень нужно, чтобы я пока оставался здесь - то одни, то другие обстоятельства держат дома, а то бы я первым дилижансмо чухнул куда подальше. Обрыдло все это уродство. Я опять же не о разрушениях, а о людях. Т.е. многие и так были уродами, а тут еще и психические отклонения добавились. Вот ведь американских солдат по неск. лет после Вьетнама реабилитировали бедняжек, а они-то вернулись в нормальные благополучные условия. Жители Чечни после всех пережитых ужасов остались на пепелищах своих домов и никому (кроме разве что гуманитарных организаций) нет дела до их душевного состояния. К примеру, даже каких-то налоговых льгот не дали хотя бы в первые годы, чтобы народ немного вздохнул после всего. Напротив - наши мытари уже с 2001 г. план перевыполняли, первые места по России занимают, панимаш. Насчет того, чтобы что то с человека снять, взять, отнять - это у нас хорошо умеют, а вот чтобы дать... Чиновники так себя ведут с бедолагами (стариками, инвалидами), будто из своего кармана им подают... Одна женщина решила усыновить ребенка-инвалида - сына свого деверя-алкаша и его сожительницы - такой же алкогоглички, которым он абсолютно не нужен. Поехала за ним куда-то в Сибирь, и там ей все, начиная с главы местной администрации и кончая участковым ментом, всемерную помощь оказали, отнеслись с пониманием. А когда приехала с ребенком домой (в Грозный), ей пришлось на каждом шагу взятки давать, чтобы оформить все надлежащие документы. Ну не уроды, а?!... Так. Стоп. А то опять меня понесет... Всё равно изменить ничего нельзя...
Как говорилось в чьей-то молитве: "Господи, дай мне силы, чтобы изменить то, что возможно, терпения, чтобы смириться с тем, что изменить нельзя, и мудрости, чтобы отличить одно от другого". (вроде, примерно так)... Так шта, Farafonov, не обессудь, если чё...